воздухе стоит ядреный аммиачный дух – у Амоса слишком капризный мочевой пузырь.

Путь приводит к двери с табличкой «Отдел регулирования». Она сразу поддается ключу. Внутри маленькая прихожая с исписанным граффити столом и сломанным креслом. За ней еще одна дверь, еще один замок.

Вторая комната не намного лучше первой, но в углу стоит воздухоочиститель, поэтому здесь не воняет. Складные стулья. Ветхий грязный диван. Небольшой инструментальный ящик, открытый, с молотками, гаечными ключами, отвертками и изолентой. Складной карточный столик. Серый линолеум. Старый телевизор с плоским экраном. Миниатюрный холодильник, кофеварка и пара литров воды завершают обстановку кабинета, из которого ведет еще одна дверь, с маленьким навесным замком.

Мина достает ноутбук, водружает его на стол, включает. Подсоединяет провод, ведущий к ретранслятору для сотовых систем; этот ретранслятор свяжет офис коммуникационными линиями с внешним миром. Амос разваливается на диване и снова вытирает лицо. Затем находит пульт от телевизора, теперь тоже подключенного к ноутбуку.

– О, гляди, наша любимая передача.

Это ток-шоу. Мужчина с дорогой стрижкой и в дорогом костюме смотрит в камеру и напористо вещает:

– Это коммунизм! Указывать нам, на какой машине ездить! Когда выключать свет! Как строить дом! ГДЕ строить дом! И каких размеров!

Он светловолосый, голубоглазый, с квадратной челюстью. Регулярно упражняется, чтобы костюм рельефно обтягивал мышцы. Загорелый альфа-самец… Или, может, уже появился новый термин для обозначения подобных существ? Английский – не первый, не второй и даже не третий язык Амоса. Жаргон – это всегда проблемно.

– …Решать за нас, где можно ездить, а где нельзя! Перекрывать улицы! Выселять нас! Это наша частная собственность, а ее у нас отбирают! Они разрушают Америку! Мы должны их остановить! Нам необходимы законы, чтобы защитить подлинных американцев, и именно этого я намерен добиваться!..

– Свобода! – подражает Амос, театрально размахивая рукой. – Коммунизм! – Теперь он дирижирует двумя руками. – Ненавистники Америки! Ненавистники свободы! Ненавистники христианства! Мы должны принять закон, который запретит им принимать законы!

Мина оглядывается:

– Это он про Калифорнию?

– Похоже на то. Когда сгорают дома, людям не разрешают строить новые в сельской местности, далеко друг от друга. Впредь никаких пригородов! Никакого разрастания! Никакой свободы! До чего же больно, просто слов нет!..

– Мне нравится идея насчет законов – чтобы больше их не принимать.

– Законы существуют для всех, кроме тех, кто их придумывает. – Амос рассеянно лезет в карман, находит пачку сигарет.

– Правда, что ли? – спрашивает Мина.

– Стариковский юмор.

Мина включает воздушный фильтр, Амос закуривает. Сигареты китайские, контрабанда. Табак, впрочем, приличный.

Амос кивает на телевизор:

– Расскажи-ка про нашего патриота.

Мине для этого не нужен компьютер.

– Тревин Кавейн. Йельский университет, потом Йельская школа права, – перечисляет она. – Два срока был конгрессменом от Партии свободы во Флориде, сейчас сенатор, якшается с республиканцами. Разумеется, обзавелся собственным телешоу.

– Они все теперь так делают.

– Они все теперь так делают, – повторяет Мина и продолжает: – Жену зовут Аманда. Трое детей: Максимиллиан, Андромеда, Хлоя…

– Что это? – прерывает ее Амос, указывая на экран.

Там новая сцена: толпа на окраине солнечной фермы. Тревин выкрикивает что-то о свободе, а люди распахивают ворота и бросаются крушить панели.

– Чем им солнечные батареи не угодили?

– Он выиграл последние выборы, шестьдесят пять процентов голосов, – невозмутимо продолжает Мина. – Президент его большой поклонник, и это, конечно же, взаимно. Пожертвования от «Эксон мобил», «Балтик петрос», «Америкэн фридом» и «Либерти альянс». Поддержка Совета надежных строителей безопасных домов, Энергетической независимости США, Института мышления, Американского института энергетической независимости и Фонда Дарвона. Его пиарщики – сплошь постоянные клиенты «Фридом нетворк». Рейтинги Кавейна растут, как и число его приверженцев. – Она кивает на толпу, громящую солнечную ферму. – И у него есть боевое крыло.

– И у него есть боевое крыло… – Амос затягивается сигаретным дымом и встает с дивана. – На этой ноте пора приниматься за работу.

Он подходит к кофеварке, вынимает бумажный стаканчик с жиденьким кофе, затем отпирает дверь рядом с ней.

За дверью в тошнотворно желтом свете сидит мужчина. Над его головой висит одинокая лампочка, рисуя тени на пустых стенах и бетонном полу. У мужчины руки за спиной пристегнуты наручниками к стулу. Кондиционер хрипит, загоняя в комнату прохладный, с запахом плесени воздух.

– Я как раз смотрел ваше шоу, – говорит Амос, внося складной стул и стараясь не пролить кофе. – Такая пафосная речь.

Тревин Кавейн настороженно смотрит на него.

– Да ладно! Неужели вы меня не помните?

У пленника расширяются глаза:

– Хослов?!

– Ага! Значит, помните.

– Ты же умер!

– Сведения о моей смерти были сильно преувеличены, – ухмыляется Амос. – Главным образом мною самим.

– Ах ты, сволочь! – Тревин борется с наручниками.

Амос ждет, предоставляя пленнику выдохнуться. Когда тот наконец затихает, Амос говорит:

– Вы были не в восторге от моей работы в Бюро внутренней безопасности.

Тревин весь в поту, сопит от натуги, но взгляд его твердеет.

– Ты преследовал патриотов.

– Я охотился на ваших дружков. И немало их выловил, пока не вмешались вы с вашей комиссией по расследованию.

– Тебе это с рук не сойдет.

– Да неужели? Ах да, к вам придут на выручку ваши боевики, когда им надоест ломать солнечные батареи или еще какую-нибудь ерунду? Или жена помчится спасать? Как только получит снимки, на которых вы поднимаетесь в номер с красивой индианкой? Там и другие фотки будут. Захватывающие! – Хослов отпивает кофе и опускает стакан на бетонный пол. Закуривает сигарету. – Кавалерия не прискачет. Она даже не знает о вашем исчезновении.

– Чего ты хочешь? – спрашивает Тревин.

– А я должен чего-то хотеть?

Сигаретный дым шелковыми жгутами вьется в желтом свете.

– Тебе нужна взятка. Скажи сколько, и я достану.

– В отличие от ваших друзей, я не продажный. Деньги не делают меня счастливым.

– Но можно же как-то договориться. – Тревин снова пытается освободиться от наручников. – За что ты хочешь мне отомстить?

– Отомстить? – Хослов хмурится. – Ну конечно, вы решили, что это моя навязчивая идея. У таких, как вы, все сводится к командам и племенам. Футбольные команды, политические партии – все они борются за очки. Ни правых, ни виноватых – только победа. Только избиение противника, нанесение ему урона. Месть? – Он затягивается, выдыхает. – Месть – удел зверей. Удел толпы. Я не занимаюсь местью.

– А чем же ты занимаешься?! Что тебе нужно от меня?!

– Знаете, а это очень интересный вопрос. – Глотнув кофе, Амос возвращает стаканчик на пол. – Я его задаю себе с того дня, как остался без работы. Чем же я занимаюсь? Чем же я занимаюсь?! – Он стряхивает пепел с сигареты. – Что за бюрократ без бюро? Надо думать, просто крат. – Он втягивает дым,