Шолоховы пригласили их к себе на Дон. Те восприняли приглашение совершенно серьёзно. Стейнбеку нравилась и сама Россия, и как его там принимают.

5 июля Шолоховы вернулись домой. Пока были за границей, пропустили несколько событий.

12 июня по советскому телевидению показали короткометражную экранизацию рассказа Шолохова «Пастух».

В журнале «Советский Союз» вышел фоторепортаж о жизни Шолохова в станице.

Ещё в марте у Шолоховых несколько дней гостил дома фотограф Виктор Руйкович. Всё это время типичный шолоховский праздник не прекращался. Руйкович коротко это описал: «Вечером – водочка, по утрам – шампанское». В силу этого снимать Шолохова ему было крайне сложно. Если у писателя не было в руке папиросы «Беломор» – значит, в руке было ружьё. В крайнем случае – удочка. Но «Беломор» тогда торчал в зубах.

95 процентов плёнки нельзя было показывать никому. Из малой части кадров кое-как сделали более-менее, как показалось Руйковичу, приличный репортаж.

В Кремле увидели и ахнули: что подумают наши зарубежные друзья о советских писателях, если главный советский писатель живёт со стаканом в руке?

Михаил Суслов в постановлении под грифом «совершенно секретно» выбил из редакции журнала пух: «Опубликованный в журнале “Советский Союз” фоторепортаж показывает случайные, нехарактерные для деятельности Шолохова эпизоды, искажающие его образ как выдающегося мастера художественной литературы».

…вовсе не искажающие – а дополняющие.

* * *

Хрущёв просмотрел отчёт о зарубежной поездке Шолохова и подивился. Сотни публикаций и практически все положительные. Это ж надо что: один человек едет, а работает на продвижение государства, как целое министерство!

В сентябре он пригласил Шолоховых в Ялту к себе на дачу.

Немыслимое творилось! К Сталину заезжал погостить на часок-другой – а тут живи-отдыхай у вождя.

Приехали: Новая Ореанда. Выстроенная в 1955 году специально для Хрущёва дача «Глициния». Необлицованный дом из жёлтого песчаника, никакой роскоши. До моря полсотни метров. Большая столовая, 14 комнат, в одну из них заселились Шолоховы. Большая лоджия на втором этаже – Михаил Александрович курил там. Интерьер – красное дерево, окна и дубовые двери.

Бассейна в доме не было – купались с Хрущёвым в сентябрьском тёплом море. Галечный пляж был с одной стороны прикрыт скалой, а с другой деревянными щитами.

Однажды Хрущёв, зная о шолоховской охотничьей страсти, решил его уважить и позвал на оленя. Всё подготовили для дорогого гостя, а Шолохов… отказался. Пояснил, что на зверя не охотится и даже смотреть не хочет. Хрущёв не обиделся, но сам на охоту уехал. Вечером вернулся и подарил гостю трофей – оленьи рога. Шолохов потом повесил их в своём кабинете.

Гости спросили однажды: это вы добыли? – он отмахнулся:

– Нет. В такого большого, красивого стрелять – не могу. Это ж не охота, а… как в корову выстрелить.

В один из дней Шолохов читал Хрущёву финал «Поднятой целины».

Хрущёв, хоть и не пожалел оленя, узнав про смерть Давыдова, едва не расплакался: погибали герои, которых он знал и помнил по именам.

Уезжая, Шолохов пригласил генсека к себе с ответным визитом: охота, рыбалка, уха – всё будет, Никита Сергеевич.

– Нина Петровна, ты как? – спросил Хрущёв жену.

– Обязательно надо съездить, – сказала она едва ли не со слезами на глазах: они замечательно сошлись с Марией Петровной.

* * *

В первые дни октября, в маленьком зале Киностудии им. Горького Шолохову устроили показ готового материала «Тихого Дона».

Он сидел в третьем ряду один.

Рядом никто присесть не решился.

Избранные представители съёмочной группы, что были допущены, стояли вдоль стен на почтенном расстоянии от автора романа. Иные, стараясь быть не слишком заметными, искоса заглядывали в лицо Шолохову: как он смотрит, что у него в глазах.

Все ужасно волновались.

Перед ним поставили пепельницу.

Он непрестанно курил.

Посмотрел две смонтированные серии.

Потом всех из зала выдворили и показали ему третью, смонтированную начерно.

Все ожили: Ермаков, братья Дроздовы, их жёны, Христоня, братья Шамили, поместье в Ягодном с молодым барином, глазная лечебница в Москве с её палатами, ранеными, покалеченными, лавка Лёвочкина с приказчиками, среди которых – отец и дядья; Сердинов с отцовской мельницы, Валет оттуда же, Фомин…

Весь род его шолоховский, моховский незримо присутствовал в каждом кадре.

Было от чего курить беспрерывно и думать: как же так – это я создал всё это? Или всё это – создало меня?

Шолохов был потрясён.

Одни пишут: не заплакал ни разу. Если и был ком в горле, то сделал вид, что закашлялся.

Глебов уверяет, что видел слёзы в шолоховских глазах.

Когда в зале включили свет, Шолохов, улыбаясь, сказал Герасимову:

– Ох, Серёжа, спасибо: лошадок любишь…

Ещё сказал:

– За два с половиной года вы сделали то, на что я потратил 15 лет.

Посмотрел на Глебова и вдруг добавил, подмигнув Герасимову:

– Серёжа, он больше похож на Григория, чем я написал.

Что стоит за этими словами? Что Григорий – был. Что тот Григорий, о котором Шолохов говорил – существовал.

Он мог существовать в воображении Шолохова. Но разве его воображение – это не реальность?

18 октября 1957 года в Центральном доме журналиста состоялся публичный просмотр первой серии фильма Сергея Герасимова «Тихий Дон».

26 октября в кинотеатре «Ударник» состоялся премьерный показ для зрителей.

Увидевшие были в очаровании и восторге.

Но главный успех ещё ждал эту картину. Получая в те дни поздравление за поздравлением, Герасимов не догадывался о том, что снял любимейший фильм для целой державы.

* * *

Потерпев неудачу с ролью Мелехова, 36-летний актёр Сергей Бондарчук не отчаялся. Решил зайти с другой стороны: самому снять фильм «Судьба человека».

Здесь можно усмотреть даже некую его расчётливость: начинать режиссёрскую карьеру с беспроигрышного варианта – опубликованного в газете «Правда» и переведённого на все основные мировые языки рассказа главного советского писателя.

Но выбор этот имел куда большие основания иного порядка.

Бондарчук неоднократно докажет, что его мировосприятие – эпическое. Именно поэтому ему были интересны Шолохов и Лев Толстой. Шолохов – ещё и потому, что с ним Бондарчук чувствовал кровное, географическое и даже социальное родство. Шолохов, как и он, шагнул на самый верх с отдалённых, казачьих, малороссийских земель, имея схожий багаж наблюдений, схожую речь, схожее мышление. Много ли творцов с тех окраин империи доросло до московских вершин?

Бондарчук станет главным шолоховским режиссёром и создаст три масштабные экранизации его сочинений.

Он не лукавил, рассказывая, как всё начиналось: «Прочитал – и потом, что бы ни делал, о чем бы ни думал, я видел лишь Андрея Соколова, его мальчонку, его жену, разлив Дона, войну, фашистский концлагерь. Снять этот фильм стало для меня больше, чем “творческим планом”. Больше, чем мечтой. Это стало целью моей жизни».

Поначалу