Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В былые времена Шолохов мог бы в раздражении запить, но сейчас махнул рукой. Даже не будучи осведомлённым о трогательных заботах ЦРУ по продвижению русской литературы, он и так всё понимал: шла большая игра, где якобы Шолохова били якобы Пастернаком и потирали руки.
Топорная советская система в ответ начала травить Пастернака. А вместо этого надо было всего лишь расписать, как была провёрнута эта бесстыдная афера. Чтоб и Пастернак понял, что не его самого возвеличивают, но лишь пытаются унизить Советскую Россию, где ему выпало жить и умереть.
…Новый, 59-й Шолохов встретил в Москве, у Левицкой.
Евгении Григорьевне шёл 79-й год. Она болела.
Шолохова, конечно, звали во множество самых разных компаний, но он никуда не пошёл. Сказал, отмахнувшись: «Около неё хочу побыть».
Даже не «с ней» – около неё. Возле единственной на свете женщины, которая была ему как вторая мать.
Дочь Левицкой вспоминала: «У неё обострилась давняя болезнь – диабет и другие недуги. Шолохов привёз к её постели знаменитого профессора Мясникова. Врачи считали больную обречённой, но Шолохов уговорил профессора Гуляева сделать сложную операцию – ампутацию ноги. Михаил Александрович не мог сдержать слёзы в больнице, плакал. Операция прошла успешно. Он навещал маму и так продлил ей жизнь на полтора года…»
* * *
14 января 1959-го Шолохов написал Хрущёву, что заканчивает вторую книгу «Поднятой целины», и попросил отпустить его поездить по Европе – с женой, сыном Михаилом и дочерью Светланой. Поставили вопрос на голосование в ЦК. Все, включая Хрущёва, проголосовали «за».
26 марта Шолоховы прибыли в Париж. Весь следующий день гуляли по Версалю – любовались лепниной, расписными потолками и удивлялись на огромные кровати монархов. Шолохов много и едко острил по всем этим поводам.
После первых переводов 1930-х годов, в конце 1950-х во Франции случился повторный шолоховский бум. В 1958 году был опубликован отдельным изданием рассказ «Судьба человека». В 1959 году – «Они сражались за Родину». Начали переиздавать «Тихий Дон» и едва успевали допечатывать новые тиражи.
28 марта Шолоховы отбыли в Рим. Оттуда в Венецию. Оттуда в Милан. Джанкарло Ферретти в газете «Унита» писал: «Шолохов в Милане имеет вид славного ломбардского крестьянина, лет пятидесяти, который празднично, но просто приоделся для поездки в город. Низкий ростом и коренастый, с малыми, но сильными руками, с большой гривой седых волос и такими же усами, в костюме из простой серой ткани, он вовсе не был похож на знаменитого писателя. В его внешности нет лоска “деревенского джентльмена” Фолкнера, нет благообразной святости Хемингуэя…»
На вопрос, что бы он хотел посмотреть, Шолохов ответил:
– Хочу больше увидеть людей, чем памятников.
В Италии полуподпольным образом исхитрились выпустить первую книгу «Тихого Дона» ещё в 1941 году. В 1945 году, тоже подпольно, издали «Поднятую целину». Запрет на советские издания в Италии был снят только в 1946-м: тогда же, наконец, официально вышли все четыре тома «Тихого Дона». С тех пор Шолохов, и в Италии имевший несомненный успех, переиздавался там неоднократно. В 1957 году вышли «Донские рассказы», в 1959-м – сразу и «Судьба человека», и «Поднятая целина», и «Они сражались за Родину».
Прокатившись на машине по Флоренции, Шолоховы отбыли в Ниццу, оттуда – в Канны, в Марсель. 16 апреля вернулись в Париж.
В который раз уже Шолохов повидался с Арагоном. Дал дюжину интервью. Общаясь с корреспондентом газеты «Франс суар», на вопрос о Пастернаке ответил предельно искренне и вполне справедливо:
– Руководство Союза советских писателей потеряло хладнокровие. Надо было опубликовать книгу Пастернака «Доктор Живаго» в Советском Союзе вместо того, чтобы запрещать её. Пастернаку нанесли бы поражение читатели, а не запретители. На мой взгляд, проза Пастернака лишена серьёзного значения. «Доктор Живаго» – аморфная масса, не заслуживающая названия романа. И я не поклонник его поэзии, хоть его переводы Гёте и Шекспира, конечно, блестящи.
Перевод статьи тут же доставили в ЦК. Завотделом культуры ЦК Поликарпов представил в Комиссию ЦК по идеологии записку: «Считал бы необходимым… обратить внимание М. Шолохова на недопустимость подобных заявлений, противоречащих нашим интересам».
Послу СССР во Франции устроили головомойку: последи там за Шолоховым, чтоб не позволял себе такого больше.
Но уже 22 апреля Шолохов отбыл в Лондон.
Британский музей, Тауэр, Ист-Энд, Виндзор, Мейденхед, Вестминстерское аббатство. Обеды, торжества, ещё десяток интервью.
С 1934 года «Тихий Дон» в Великобритании переиздавали более 20 раз, а первую книгу «Поднятой целины» – более десяти.
В мае Шолоховы приедут в Копенгаген и попадут на датскую премьеру фильма «Тихий Дон». По окончании зрители устроят овацию.
…Пока Шолоховы путешествовали, в Советском Союзе вышла на экраны картина «Судьба человека». Эта экранизация стала вторым подряд киношедевром по шолоховской прозе. Только в 1959 году фильм посмотрели 39 миллионов 200 тысяч советских зрителей.
«Судьба человека» возьмёт главный приз на Международном кинофестивале в Локарно, призы в Мельбурне, Сиднее и Канберре, Большой приз на Международном кинофестивале в Москве, специальный приз на Международном кинофестивале в Карловых Варах. Согласно опросу журнала «Советский экран», экранизация «Судьбы человека» будет названа лучшим фильмом 1959 года.
Так шолоховские экранизации покоряли всю страну. Только за эти два года в СССР у двух этих картин было девяносто миллионов зрителей.
Повторы этих фильмов по телевидению в СССР и странах Варшавского блока ещё не раз увеличат эту цифру.
* * *
Шолохов безусловно принял хрущёвский доклад на ХХ съезде – его, в отличие от большинства писателей, в том докладе мало что могло всерьёз удивить. Вместе с тем он стал одним из немногих, кто в связи с начавшимся развенчанием культа личности чётко и вслух сформулировал: «Был культ, но была и личность».
Хрущёв был отлично осведомлён и о шолоховской позиции, и о шолоховских загулах и спускал ему такие выступления на съездах и высказывания в зарубежных интервью, какие никому иному не простились бы. Кажется, ему по-своему льстило, что столь упрямый и своенравный казак дорожит общением с ним.
У них было много общего, родственного. Хрущёв тоже был южных кровей – из Курской губернии. Родился в селе, в семье шахтёра. Учился в церковно-приходской школе. Был пастухом, работал на шахте.
Казаки и шахтёры до революции соседствовали. Казак, не вписавшийся в свою среду, зачастую переходил в иное, рабочее качество: так Аксинья в самом начале любви звала Григория на шахты, а Лушка из «Поднятой целины» уходит в Каменск-Шахтинский – бывшую станицу, где казаки и шахтёры перемешались: оставив свои казачьи увлечения, она выходит замуж за горного инженера.
Гражданскую комиссар Хрущёв провёл на Донбассе и на Кубани: тоже не далёкими путями от шолоховских ходил. В нём безусловно чувствовалось малоросское начало – и во внешности, и в поведении, и даже в манере одеваться: все эти его вышиванки и фетровые шляпы. Жена его, крепкая, статная Нина Петровна Кухарчук, была украинкой. Нина Петровна с Шолоховым замечательно пели вдвоём украинские песни, а Хрущёв – подпевал.
Шолохов относился