— Это была западня, — сказал Къятта, яростным золотым факелом появляясь в полутьме зала. Но дед отмахнулся — хочет утешаться именно так, пусть других в это не втягивает. Свидетели не лгали, их допросили как следует. Они сами были почти не в себе от горя. А искать чужие следы… пока на место доберутся разведчики, буйная весенняя поросль и горельник-то частично закроет.

— Это не случайность, — настаивал старший внук… теперь — единственный. — Я умею читать следы и уверен, что найду нужное. Там каменистая местность, трудно, но хоть не зарастет. Чтобы успеть, устроившие засаду должны были скакать по дороге. Дорога проходит мимо селений — хоть кто-то да видел чужой отряд.

— Ищи, если хочешь, — Ахатта оторвался наконец от стены, встал, скрестив руки на груди. Близкое присутствие Къятты давило сильнее каменных стен и сводов. — Расспрашивай. Только не заходи слишком далеко, и я не о расстоянии. Но и о нем тоже. Ты сейчас особенно важен для Рода, Нъенна и остальные подмога, но не сердце.

— Виноват север, — сказал молодой человек угрюмо и зло.

— Ах, север… даже твоя ненависть должна бы иметь пределы. Может быть, ссору вчера из-за женщины — алого пояса тоже затеяли с их подачи? Ты слишком мечтал о войне… сейчас повод есть, но оружия нет.

— Ты будто с облегчением говоришь!

— Не хочу, чтобы ты сейчас натравил на нас и чужих, и своих. Что до пустых подозрений… ведь это ты рассказал ему о птице. Разве ты намеренно мог отдать Кайе кому-то?

Словно копьем в живот ударил, так изменилось лицо Къятты.

— Ты… обвиняешь меня?

— Ты сам себя обвиняешь, — бросил Ахатта. — Откуда ты вообще выкопал эту птицу?

— Я не помню, — в голосе старшего внука звучало отчаяние. — Хотел помириться с ним, такая была возможность! Если бы мать оставалась в сознании… никому другому я сейчас не доверюсь.

— Теперь это не имеет никакого значения, — безжалостно отозвался Ахатта.

Къятта постоял миг неподвижно, вдохнул глубоко, будто в воздухе пытаясь уловить ответ. И что-то решил для себя.

— Это был север, — бросил через плечо, перешагивая через порог. — И кто-то северянам помог… хоть об этом подумайте.

Больше он ни с кем не разговаривал. Оседлал свою грис и умчался невесть куда.

**

Астала. Дом Шиталь

Огонек был уверен, что его вышвырнут из дома Шиталь, даже, вернувшись после своей вылазки, намеренно вышел во двор и бродил у ворот, пока не появилась хозяйка и не увела его во внутренние покои. Там она объяснила — никуда ты отсюда не пойдешь. Если это не случайная гибель, а нападение, кого первым подозревать в устроенной ловушке? Правильно, полукровку, северного шпиона, который отправил Кайе за птицей, а сам на всякий случай остался в безопасности.

— Он мне тебя доверил, и я не могу допустить, чтобы тебя убили, — сказала Шиталь.

— Если меня все равно заподозрят…

— Останешься здесь — не заподозрят, — отрезала Шиталь, и он чуть не впервые осознал, что она не просто красавица, но та, с кем даже Ахатте стоит считаться.

Когда-то Огонек ошалел бы от счастья просто пройти рядом с ней по дорожке. Потом, вселившись в ее дом, почти не видел саму хозяйку. А вот теперь — сидит напротив нее, окутанной жемчужно-белым шелком, и перед ним стоит чашка ароматного напитка, приготовленного ее точеными руками — и сама она так добра, участливо смотрит… а он ничего не чувствует.

И глотка сделать не мог.

— Мне кажется, ты считаешь себя виноватым, — сказала Шиталь. — Но в чем? Что не отправился вместе с ним?

Откровенничать Огонек не собирался. Даже с ней. Тем более с ней, брату Кайе и то нашлось бы, что высказать…

И, будто услышав эти мысли, Къятта появился; еще заслышав его стремительные шаги, Огонек не сомневался, кто может врываться сюда столь по-хозяйски. Гость остановился в центре комнаты, немного не дойдя до сидевших возле окна Огонька и Шиталь. Среди солнечных ажурных теней и пятен его фигура казалась вонзившимся в пол копьем.

— Ну, здравствуй, — сказала Шиталь, поворачиваясь к нему; сложила на коленях руки в тяжелых браслетах, вставать не спешила. — Ты напугал моих людей, кажется?

— Они пытались меня задержать.

— Всего лишь до того, пока не предупредят меня. Так какое у тебя ко мне дело?

— К тебе никакого… мне нужен этот.

К Огоньку Къятта чуть повернулся, но тот ощутил — будто прицелился в полукровку. Шиталь тоже слегка развернулась, так, чтобы подросток был у нее за плечом.

— Все, кто в моем доме, тоже имеют право на уважительное отношение.

— Неожиданная защита. Хотя, раз ты его продолжаешь держать у себя… может и к тебе у меня есть дело, — сказал Къятта, и казался спокойным; лучше бы разнес полкомнаты. Огонек помнил его в подземелье — тоже само спокойствие…

— Твой брат попросил меня приютить мальчика. Почему бы мне не продолжать это делать сейчас?

— Потому что этот мальчик очень уж кстати вернулся в Асталу! Не делай вид, что не понимаешь, пока я не задумался, кому еще ты союзница. А мой брат… Он вечно его защищал — во вред себе.

— Я просто был его другом, — тихо сказал Огонек, и его услышали:

— Хорошо мыши дружить с энихи, — Къятта наклонил голову, янтарные глаза потемнели. — Удобно. Скажешь, что многое давал взамен?

— Сейчас я жалею о том, что дал очень мало, — Огонек понял, что еще слово, и разревется, как младенец двух лун от роду.

— Выйди, — приказал Къятта Шиталь, кинув на женщину горячечный взгляд. Это было уж слишком, таким тоном говорят с провинившимися слугами. Но она — хозяйка, и тонкие брови сдвинулись, выдавая гнев. Шиталь тоже умела сердиться, хоть и терпение ее превосходило мыслимые пределы.

— Ала, я не хочу прятаться, — сказал Огонек. Ему стало почти интересно. Чтобы его сейчас напугать, понадобилось бы что-то другое или кто-то другой, не Къятта.

— Ты не захочешь ссориться с нашим Родом, — произнесла Шиталь, и это был не вопрос; она смотрела на гостя, сжимая на груди руки, а пальцы комкали тончайшую накидку из жатой искрящейся ткани. Еще миг, и Къятта хозяйку дома попросту вышвырнет, понял Огонек.