— У каждого своя любовь и свои враги. А еще я должен отрывать крылья всем встречным бабочкам, чтобы подтвердить, что Кайе прав в своей ненависти?

Огонек почувствовал, что уши его начали полыхать.

— Прости.

— Ты еще дитя. Твой приятель по сути тоже — хоть и постарше годами. — Заметив, как Огонек резко вдохнул, поднял ладонь. — Мир! Я не скажу о нем плохого слова! Но сам подумай. Я знаю, что произошло в долине Сиван. А вот понимаешь ли ты, что сделал? Он — сомнительный щит ли, оружие ли против севера… потому что несет раздор между своими на юге.

— Не заметил, чтобы к нему стали относиться хуже после Долины.

— Как бы ты мог узнать?

— Но с чего своим его не любить? — Огонек ответил вопросом.

— Мы и так на краю. Ни один лес не прокормит стаю энихи или медведей, да и не живут они стаями. В Астале — живут, считая себя людьми. А потом явится кто-то еще… Вот он пришел.

— И что же?

— Когда вулканы уничтожали старые города, на смену им приходили новые. Сама Астала возникла не сразу. Все должно изменяться, мальчик. Я не против перемен… но перемены бывают разными. Ты знаешь Къятту. Знаешь, чем развлекаются Рода Асталы. Если не будет войны с Тейит, не начнет ли он воевать со своими?

Огонек слышал искренность в голосе собеседника. Лачи тоже умел быть убедительным… Но у Ийа голос звучал по-другому, как у человека, который много раз говорил это себе самому. Но соглашаться Огонек не хотел:

— Он не захотел крови в долине Сиван.

— Вот именно — не захотел! Ты сам подтверждаешь — он привык делать лишь то, что хочет. Но желания — вещь непостоянная… А что будет с тобой? Зачем ты пошел за ним? — взгляд в упор. — Чимали растет и выбирает свой путь.

— Если я делаю что-либо, то по своему выбору. — Огонек побледнел. Откуда узнал?

— Не удивляйся. В Астале без шпионов не выжить, — Ийа улыбался вполне дружелюбно. — Это многое объясняет. Я и сам не мог понять, почему он привязался к тебе.

— Привязался… — без выражения повторил Огонек. Вот уж привязанности он точно ни с кем обсуждать не намерен. — Я устал, — пробормотал тихо, не желая продолжать разговор и очень боясь показаться грубым.

Южанин понял, но спросил мягко:

— Скажи, ты ведь не хочешь ему зла? А кровь у Кайе горяча не в меру. Помоги ему, если сможешь.

— Как? — почти возмутился подросток.

— Если ты разумней, сделай так, чтобы слушали тебя. А не Къятту, к примеру. Думаю, у тебя получится — он никому еще не давал столько возможностей. Хотя ты, конечно, можешь просто махнуть рукой и снова уйти в леса.

Ийа вновь дружески улыбнулся и сказал:

— Я дам тебе грис. Вернешься домой. Дал бы сопровождающих тоже, но вы невзлюбили друг друга.

Рыжей была грис, вся, даже морда и ноги — таких разводил только один Род; и на узде — свернувшийся кольцом пятнистый ихи. Послушной грис была — как вкопанная застыла на песчаной дорожке позади ворот, стоило Огоньку потянуть повод. На беду Кайе появился на той же дорожке — похоже, беспокоился за Огонька, так явственно облегчение на лице проступило.

Потом невидимая ладонь стерла радость; шагнул вперед — будто змея бросилась, ухватил скакуна за повод, провел пальцами по узорным бляшкам на узде. С отвращением — как по тушке давно дохлой крысы.

— Что у тебя за дела с Арайа?

— Только с Ийа. Кауки натравили кабана, и я чуть не сорвался с обрыва, а он меня спас.

— Какая доброта! Для чего же?

Огонек ощутил злость. Едва не простился с жизнью, а Кайе говорит об этом с такой вызывающей насмешкой… Да, наверное, кустом в саду больше бы дорожил!

— Откуда я знаю, зачем — иди и спроси! То, что я чуть не сломал себе шею, не важно?

Прошел через сад в комнату, спиной чувствуя недобрый пристальный взгляд. Не отстающий — Кайе шел следом. Уже подле дверной занавески Огонек обернулся:

— А ты хотел бы видеть меня мертвым?

— Так он ради меня? Придумай что посмешнее!

— Ты полагаешь, все одинаковы?

— Ийа я знаю!

— Ты и брата своего знаешь! Тем не менее, он чуть меня не убил, а этот — напротив, помог.

— И что же теперь? Друзья на всю жизнь? Быстро ты их заводишь!

— А ты хотел бы завязать мне глаза? Поздно уже, я достаточно видел!

— И что же тебе показал этот… Ийа? Путь к очередному предательству?

— Так этого ты от меня все время ждешь?

— И этого тоже! Ты вечно тоскуешь по северу!

— Ты, разумеется, предпочтешь, чтобы я смотрел лишь на твои следы! Тебе без разницы, что меня хотели убить, главное, что спас не тот человек! Может, мне снова залезть на обрыв и прыгнуть оттуда вместе тем с кабаном?!

От удара Огонек перелетел в угол комнаты. Бросило в жар. Под глазом запульсировало, по левой половине лица разлилась резкая боль. В первый раз Кайе ударил его…

И не подошел — смотрел мрачно.

— Сказать нечего? — с трудом, но зло спросил Огонек.

Молчание.

Лицо словно онемело, говорить было трудно, от гнева Кайе сердце сдавливало, и все же Огонек не сдержался.

— Лучше б я остался на севере, пусть бы прикончили, как предателя! Кем ты считаешь меня? Вещью?

— Нет. Ты сам себе придумал, что здесь ты пленник, или моя игрушка. Тебе так удобно! Мне уже надоело пытаться объяснить, как все на самом деле. А вот ты кем считаешь меня…

— Тем, кто ты есть! Привыкшим, что все склоняются перед ним, потому что боятся!

— Кончай размахивать собственной храбростью. Я наслышан о ней. Думал, ты мой друг, а ты…

— Да провались она, твоя дружба! Можешь только дать по роже, когда не находишь слов!

— Снова речи Ийа!

— Нет, мои! Ты же меня ударил, не его!

— Я ненавижу Ийа. Не смей приближаться к нему, слышишь?

— Он лучше тебя! — выпалил Огонек. — Меня он спас дважды и не пытался ничего получить взамен!

— Он только убил мальчишку-северянина, — сказал Кайе очень спокойно. —