на середине трека наушники предательски оповестили меня о том, что battery-то, оказывается, low.

— Твою-то мать… — приглушенно простонал я.

Раздраженно скинул с себя наушники, ненароком локтем задев Шурика. Легонько, никто бы даже и внимания бы не обратил в обычной ситуации. Но Панамке надо было свое слово вставить:

— Максим, а ты не хочешь извиниться?

«А ты не хочешь перестать советовать всем подряд, как им себя вести, а еще лучше — сходить на хер?» — чуть было не обронил я, когда салон огласило громогласное «Вот блин!» и последовавший за ним хохот Алисы.

— Советова! — мигом переключилась Ольга Дмитриевна. — Что за словечки?

— Ольга Дмитриевна, — девчушка медленно обводила глазами пол вокруг себя. — У меня тут Юрец Второй сбежал…

Ну, классно. Понятно теперь, что эта дурында в банке своей держала. Видимо, расставание с первым Юрцом юная душа вынести так и не смогла.

— Кто сбежал? — полушепотом уточнила вожатая, отчетливо давая понять, что ответ она, в общем-то, не особо и хочет слышать.

— Сколопендра моя, — одной рукой Ульянка держалась за колено, машинально постукивая по нему пальцами, второй же все еще крепко сжимала банку. — Тряпочка развязалась. Я ее очень крепко завязала, а она… видите?

Вид потрясённой Ольги Дмитриевны, признаться, был весьма и весьма шедеврален. Да и добрая половина автобуса теперь начала нормально так паниковать, особенно ее женская часть.

— Черт знает что! — процедила сквозь зубы Панамка. — Выходит, что она здесь где-то ползает.

В автобусе становилось уже слишком шумно. А ушки рыжей-младшей потихоньку окрашивались в цвет под стать волосам.

— Ленк! А Ленк! — весело крикнула подруге Алиса.

— Чего? — выкрикнула та, боязливо поднимая то одну ножку, то другую.

— Поаккуратнее там. Это многоногое чудовище чувствует запах страха.

— Двачевская, ты хотя бы на время поездки можешь вести себя как человек? — тут же пригрозила ей кулаком Ольга. Рыжая победно тряхнула челкой и вновь с видом крайнего безразличия на лице уткнулась в окно.

— В чем дело? Что там такое у вас? — даже водитель не выдержал всего этого бардака.

Никто ему не ответил. Со всех сторон слышались десятки голосов. И возмущенных, и испуганных, и даже смеющихся:

— Из-за какой-то хулиганки людям беспокойства сколько!

— Доигралась Советова!

— Вот пусть теперь сама под сиденья лезет и ловит!

— Ща в бубен дам, кто на Ульку будет гнать! — тут же окрысилась Алиса.

— Двачевская!

Ааааа… Почему мои наушники отключились именно в этот момент? Все, пошли все к неизвестной науке матери, я спать. Пьянка не помогла, так может хоть очередной сон в автобусе поможет проснуться подальше от этого дурдома!

И ведь даже книжки никакой с собой не догадался захватить.

— Максон! — окликнул меня Дэнчик. — Давай с тобой поищем?

Ага, спешу и падаю. Цитируя великих: «Давайте вы со своим вот этим говном, которое сами наворотили, сами и разбираться будете, лады?». А я посижу, посмотрю, повеселюсь хоть немного. Благо, хоть было над чем.

«А как же твое извечное, что на обиженных хер кладут и воду возят?».

Да я, собственно, и не в обиде. Вспомнилось просто старое правило — никого не жалеть принципиально. Да и не очень-то и хочется сейчас ползать между рядов жопой кверху. Поэтому я картинно отворачиваюсь к окну, где небо все больше затягивала низкая, стремительно меняющая очертания тяжелая облачность. Попытался, игнорируя визги, уснуть, устроившись как-нибудь поудобнее, но сон категорически отказывался приходить. Еще и спина ныть начала. Красота, вашу Машу.

А сколопендру, кстати, вскоре поймали и без нашего участия. Причем не кто-то там, а сам Электроник! Пусть и с максимально скорчившимся лицом и испуганными глазами. А поди тут не поймай, когда его благоверная начала такие истошные вопли издавать, когда эта гадина прям по ее сандалии проползла. Вот и пришлось парнишке переступить через себя и голыми руками хватать супостата. Так что уже скоро сколопендра вновь оказалась в банке, а банка, на этот раз очень солидно закрытая, стояла на коленях у Ольги Дмитриевны. Вернуть животное владелице было обещано по приезду назад в лагерь. И то, лишь после клятвенных заверений рыжей-младшей, что она не окажется у кого-нибудь за обедом в тарелке.

Ну что, поехали дальше?

А дальнейшая поездка протекала по лесной дороге, где даже видавший виды «Икарус» проезжал на честном слове. Не знаю уж, как дела обстояли во втором автобусе, но наш стало бросать воистину немилосердно, что мне даже в какой-то момент вспомнилось, что я с похмелья. В один момент от нашей процессии, испугавшись шума тарахтящих моторов, чесанул небольших размеров бурый медведь с грязной, скомканной шерстью и совсем уж подозрительно худой. Пионеры тут же кинулись к одному единственному окошку, откуда еще можно было разглядеть его шерстяной зад, образовывая тем самым приличных размеров кучу-малу. Панамка даже и не попыталась всю эту толпу как-то успокоить — понимала, что без толку. Тут наверняка многие и медведя-то первый раз увидели.

— М-да, — озабоченно пощелкал языком водитель. — Вот тебе и жаркое лето второй год подряд. Вся ягода выгорела, под снег почти ничего не ушло. А это у него, у миши, первая жрачка, как из берлоги вылезет. Да и с рыбой в местных реках в последнее время не густо. Как еще только в колхоз не наведываются, ума не приложу, посевы овса если только посещают. Видимо, совсем наглеть еще побаиваются пока что.

— А если перестанут? — спрашивает Славя с ужасом в глазах.

— А что тут еще можно сделать? — пожимает плечами тот в такт тряске. — Стрелять только. По возможности, конечно, в воздух, мишке этого, в принципе, достаточно будет. Но, если уж совсем беда, то только на поражение.

— Жалко… — горестно произносит активистка.

— Ну, знаете, девушка, — неожиданно жестко отвечает водитель. — Я бы людям, чрезмерно жалеющим зверье, сначала человека советовал бы пожалеть. Поставьте просто себя на место людей, у которых этот мишка, которого жалко, скотину задрал. Думается мне, что никакой моральной дилеммы тут нет и быть, собственно говоря, не может.

— Ну да, — соглашается как бы Славя. Но с явным сомнением в голосе. Чувствуется, что убитого медведя ей все же жалко немного больше, чем понесших убытки фермеров.

Нещадная тряска продолжалась еще приличное количество времени, пока лес не начал отступать, уступая место полю овса. Когда мы полностью отъехали от леса, оставляя за собой последние молодые светло-зеленые елочки, водитель свернул на дорогу, шедшую наискосок через луг. В конце виднелись длинные строения колхозной фермы. Недалеко от дороги показались и его первые обитатели — большой черный с белыми пятнами бык, привязанный к стволу одинокой березы. Когда мы проезжали мимо, бык перестал