– Друг мой, Тарират, я вряд ли вернусь в отряд. Теперь ты командир. Прошу тебя: выполни долг до конца.

В ответ он услышал:

– Семимес, ты подарил всем нам вторую жизнь: мы были мертвецами, замурованными в склепе. А меня ты спас и сегодня в бою – я не забуду этого. Воина лучше тебя я не знал. Дай обнять тебя на прощание. (Семимес и Тарират обнялись.) Обещаю: мы выполним свой долг и уничтожим всех гадов до единого.

* * *

Окинув взором обширное пространство, усеянное гигантскими разноцветными рукотворными грибами и букашками-человечками с оранжевыми рыльцами и оранжевыми сложенными крылышками на спинах, одни из которых проворно взбирались по крутым лестничкам к шляпкам, другие не менее шустро спускались по ним, а третьи сновали подле, трое путников пришли в восторг… почти бессловесный, поскольку бег оставлял им всё меньше и меньше сил, и сбивать дыхание словами, переполненными эмоциями, было никак нельзя. И всё-таки…

– Грибы! – воскликнул Дэниел, воскликнул так, как будто никогда прежде не видел грибов. Слышал о них, мысленно представлял их, и вдруг… такое!

– Город грибов! – выдохнул Мэтью, вдохнул и снова выдохнул: – Круто!

– Палерард! – произнёс Савасард с чувством, которое на языках землян часто передаётся восклицанием «О, Боже!» Это было второе, чувственное, наполнение слова «Палерард».

Приближаясь к мосту, друзья заметили, как трое обитателей города грибов двинулись им навстречу, намеренно, с очевидной целью оказаться на пути пришлых. Теперь своей наружностью они – это было видно совершенно точно – выказывали принадлежность к человечьему роду. Оранжевые рыльца обернулись оранжевыми лицами, на которых нарисовались узнаваемые гримасы: на одном – приветность, на другом – любопытство, на третьем – настороженность. На мосту, пропуская чужаков, они посторонились и попятились к перилам. Путники поняли, что успевают дотемна, и, чтобы умерить опаску коротышек, перешли с бега на шаг.

– Приветствуем вас! – сказал Савасард, и за ним – Дэниел и Мэтью.

Круглые оранжевые лица после короткого замешательства оживились улыбками, блеском глаз и шевелением ртов, понудившим воздух зазвучать бойкими словами.

– Приветствуем вас, незнакомцы! – сказал один.

– Добро пожаловать к нам на Оранжевую Поляну! – проговорил второй.

– Коли прибыли с добрыми намерениями, – прибавил третий.

– С добрыми, с добрыми. Нам в трактир… – начал Мэтью и запнулся, запамятовав его название.

– «У Фелклефа», – припомнил Дэниел.

– Ступайте за мной, – вызвался помочь первый, тот, с лица которого не сходила приветность, и засеменил вверх по склону.

Двое других, пропустив вперёд гостей Прималгузья, пристроились позади них. Особой надобности в провожатом не было. Со стороны пришлых она была продиктована лишь вежливостью, со стороны местных – больше всего любопытством.

– Насчёт трактира нашего присоветовал кто? – спросил провожатый и хитрым вопросом своим поставил путников в затруднительное положение: можно ли упомянуть Малама?

– Фелклеф – друг нашего друга, который и посоветовал нам переждать ночь у него в трактире, – сказал Савасард.

– По делу какому или путешествуете? – раздался голос сзади.

– Путешествуем, – ответил Мэтью.

– Откуда же путь держите? – тут же прозвучал простой непростой вопрос.

– С нашего Озера, – нашёлся Дэниел, успев сообразить, что о Дорлифе лучше не заикаться там, где могут быть глаза и уши Зусуза, а вдруг в эти самые мгновения их несут ноги одного из этих троих.

Мэтью взглянул на него с ухмылкой на лице. А голоса сзади стихли до шёпота, а потом и вовсе сошли на нет.

– Красиво смотрятся ваши Поляны издалека, – сказал Дэниел, почувствовав что-то вроде вины за что-то вроде вранья.

– Да, красок не жалеем, каждый год наружность грибов наших обновляем, – с гордостью ответил провожатый и ещё с каким-то чувством прибавил: – А есть такие, что и по два раза в год перекрашивают. Мельничные этим славятся, всех в этом занятии превзошли.

– Да-а, это так.

– Это – правда: зажиточный там народ, – один за другим подтвердили голоса позади.

– Смотрю, капюшоны у вас на загляденье, – сказал Савасард, желая угодить гордости коротышек (не может коротышка – в особенности коротышка – не испытать гордости, услышав лестные слова о самом приметном атрибуте его одежды).

– Красивы под стать грибам, – подтвердил Мэтью.

– Искусно сработаны, – добавил Дэниел.

Провожатый довольно хихикнул, покачивая головой, и сказал:

– Какими естество их сотворило, такие и есть. Такие, как есть, и к спинам прилаживаем сызмала.

Услышав про капюшоны, те двое, что шли позади, обогнали мелким скорым шагом пришлых и присоединились к провожатому.

– Вон наш трактир, – сказал тот, хотя самый выдающийся гриб на Оранжевой Поляне говорил сам за себя.

– Фелклеф наш тоже дважды в год его красит, не хуже мельничных, – похвастался солидностью сополянника другой.

– Сразу видно, – сказал Мэтью одобрительным тоном.

– Благодарим вас, люди добрые, – сказал напоследок Савасард.

– Лишь бы вы добрые были, а мы в нашем доме, какие есть, – послышалось уже вдогонку.

Из трактира по лестнице один за другим спустились и поспешили к своим грибам человек семь-восемь прималгузцев, и каждого из них путники, ожидая подле толстой ножки, поприветствовали, получив в ответ, кроме обычных словесных отскоков, недоуменные взгляды. Наконец Мэтью, Дэниел и Савасард оказались в обеденном зале. К ним тотчас подошёл сухощавый, ростом на голову выше виденных коротышей, человек.

– Приветствую вас, гости-незнакомцы, – сказал он. – Не хотите ли воспользоваться умывальником, – он указал рукой, – и занять столик, что поманит ваш глаз?

– Благодарим тебя, – сказал Дэниел, и друзья последовали совету учтивого работника.

Как только они заняли столик, он тут же возник рядом и живо проговорил:

– Меня зовут Фелклеф. Я хозяин этого трактира.

– Фелклеф?! – воскликнул Мэтью. – Больше всего на свете нам сейчас нужен человек по имени Фелклеф!

– Как такое может быть?! – Фелклеф удивлённо развёл руками.

– Вот те раз! Может! Ещё как может, дружище! – раздался знакомый хриплый голос, и из-за столика через два поднялась квадратная спина, на которой сидела кудрявая соломенная голова, а под ней, вместо горба, – оранжевый капюшон, сбоку от которого покоился в кожаном чехле бесподобный Мал-Малец. Всё это развернулось, уступив место бровасто-усато-бородатому оранжево-красноватому лику. – Это мои с Маламом закадычные друзья. Он их к тебе и послал, полагаю. Дайте-ка я вас обниму, Мал-Малец в помощь мне!