о других (таинствах), – о рождении, о браке, – говорить очень сложно (о смерти даже еще труднее, чем о тех: мы о ней еще меньше знаем, – да и знания эти недостоверны, – и еще более страшимся ее по неверию своему) и стоит ли? Знания о таинствах мы получаем посредством откровений, – тут невозможно никакое «изучение», немыслим «анализ», – и попытка передать их чревата серьезными (и досадными для нас) искажениями. Так что, оставим уж лучше…

А какой бы я хотела встретить смерть? Умиротворенной… Прочесть перед сном (обычно это на рассвете) «Господь – Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться…», уснуть и не проснуться. …Мне будет сниться море, солнце и синее небо, скалистый берег и дом-античная вилла на вершине горы; я – юная и лёгкая – сбегаю по широкой мраморной лестнице мимо кипарисов и олив к морю и взлетаю, не добежав, превратившись в птицу (горлицу или зимородка), и улетаю за горизонт… /А там, за горизонтом, ждет уж меня в идеальном Подмосковье NN за большим медным самоваром, и будем мы с ним пить чай внакладку, да к чаю калач намажем маслицем, а поверх паюсной икорочки…/

Чай с маслом, с икрой… Судя по тому же Фейсбуку, в повседневной даже жизни вы находите вдохновение во многом. Что вдохновляет больше всего? Когда лучше работается?

Работается лучше всего в покое, в тишине, когда никого (из людей) нет рядом… Впрочем, строго говоря, я ведь не «работаю», я просто живу, а то, что «произвожу» – это, так сказать, побочный продукт моей жизнедеятельности (паучок чего-то там плетёт, птичка поёт, а я – вот, занимаюсь, чем занимаюсь, и не могу оставить этого занятия, потому, что оно и есть моя жизнь).

Вдохновение – то есть, воодушевление, необходимое для работы – черпается в Источнике, а найти его можно только в себе самом. Нужно просто направить энергию в русло – сесть работать (не слушая бесов, которые найдут тысячу способов, чтобы отвлечь, запугать, сбить с панталыку); впрочем, бывает, взгляд «замыливается», как говорил Шарапов, тогда, действительно, лучше отложить пока своё вязание, заняться чем-то еще, сходить на концерт, на выставку, погулять, встретиться с друзьями. Сам источник питается любовью, берёт энергию у природы и воспринимает дары-идеи от Духа – их находишь как земляничку под листиком: вдруг увидишь как она сама на тебя смотрит…

Вы учились у Эдисона Денисова (и написали о нем воспоминания), Николая Корндорфа, Владимира Тарнопольского. Что самое важное, что они оставили вам (оставили в вас)?

Они оставили мне себя, свою кровь – она осталась во мне (их частица, от каждого понемногу)…

Мне, вообще, необыкновенно везло всю жизнь на встречи, на людей, на учителей… Хотя я совершенно не умею учиться у кого-то (как мне кажется), то есть, перенимать навыки (все равно все делаю по-своему)… Тут важен был личный пример. Все они, мои учителя, – вы перечислили лишь троих из них, причем Тарнопольский не был, собственно, моим преподавателем в консерватории, просто встреча с ним была очень важна для меня, поэтому я считаю его также своим учителем, – а их было гораздо больше, это и Буцко (сейчас заново открывают этого самобытного композитора), и Юрий Николаевич Холопов (отец-основатель современной русской школы музыковедения, автор важнейших работ по теории музыки, гармонии, и проч.), и Щуров Вячеслав Михайлович (знаток русского фольклора; он такие частушки знал, от которых вода не то, что в вино, в чистейший самогон превратиться могла бы), и рано умершая Татьяна Васильевна Чередниченко – культуролог, умнейшая из женщин, что я встречала (мужчины, завидя ее, мне казалось, внутренне готовы были пуститься врассыпную, как зайцы с причалившей шаланды Мазая), и … – в, общем, о каждом из них можно было бы написать книгу – титаны, люди-планеты-звезды первой величины.

У меня есть небольшая записка о Корндорфе и Буцко – оба преподавали мне чтение партитур (это, наверное, самый трудный из всех предметов…). Помню, у них были две абсолютно разные версии, почему Чайковский в оркестровке 6-ой симфонии в финале распределил мелодию между первыми и вторыми скрипками. У Корндорфа была «акустическая версия» (при Чайковском была французская рассадка оркестра – вторые скрипки сидели напротив первых, там, где при немецкой сидят виолончели, – и распределение мелодии таким образом создавало дополнительный объем, это была интересная находка), а Буцко подводил под это религиозно-мистическое обоснование и путем сложных логических рассуждений приходил в конце к утверждению истинности Православия и обличению ереси Католицизма (к вящему моему удовольствию, разумеется). И оба были совершенно правы. А Денисов, выслушав от меня обе версии, выдал свою: из сложных переживаний складывается простая мелодия жизни… И, вообще – так интереснее…

Корндорф – личность трагическая-языческая… Помню, в 2003 году, уже после его смерти, я слушала одну из моих любимых у него пьес «Аморозо» во Франкфурте-на-Майне в исполнении Ensemble Modern (это была русская программа, в которой они играли также и меня саму, и Тарнопольского…) – и я вдруг перенеслась куда-то в раннее детство, в 70-е, БАМ, зима, Константин Васильев и что-то такое еще… И меня как-то «отпустило» вдруг, посреди этой Германии и уже в 21-м веке, и я еле сдерживалась от каких-то снегурочьих слез, готовая раствориться-слиться с природой… Как оказалась потом, Тарнопольский в это же время испытывал сходные чувства и думал примерно о том же самом… Вообще, с Володей у нас много общего во взглядах и в оценках… Он один из немногих, чье существование на этом свете меня поддерживает, с кем есть «связь», не смотря на то, что мы довольно редко видимся теперь, к сожалению…

А Эдисон – наверное, самый противоречивый из всех был, или, лучше сказать, он как пирог-курник: в нем и русская (сибирская) провинция со здоровой закваской, и флёр московского театрально-киношного бомонда 60-х, и европейский (левый) авангард парижского (по советской тогдашней моде) толка, и поиски корней в христианских идеях…

Много у меня замечательных учителей было – я даже боюсь начать перечислять… И очень много они мне дали… Многих уже нет на этом свете (Царствие им Небесное), а кто еще тут – Многая Лета!

Действительно замечательно! А каких композиторов вы тогда слушали, как оцениваете музыку той эпохи? Как относитесь, например, к С. Губайдулиной?

Прекрасно отношусь. …В консерватории была довольно большая фонотека, где можно было сыскать множество записей в отличном качестве на бобинах. Я брала там комнату со звукоизоляцией (стол, стул, окошко в тихий дворик…) и заказывала себе музыку (четыре больших колонки – дома так не послушаешь). Я приходила туда весьма часто на первом курсе и проводила некоторое время в полном одиночестве (точнее, наедине