перед Сауроном и неизбежным наказанием за провал был в нем чуточку сильнее, чем страх перед этим странным, явившимся из ниоткуда незнаемым магом. Тускло блеснуло Кольцо на его пальце — тёмное, наливающееся недоброй силой…

Саруман не стал дожидаться атаки, вскинул ладони вверх — и взлетели в воздух вывороченные бревна настила, точно подброшенные снизу сильной рукой, всплеснулась грязь, разверзлось болото, распахнуло перед преследователями свою зловонную пасть. Лошади назгулов испуганно шарахнулись, как и сами назгулы — лезть очертя голову в трясину и подставляться под удар никому из них не хотелось.

Саруман захохотал. Смех был злорадный и нездоровый, какой-то омерзительно торжествующий, он выплескивался из груди мага неуправляемо, точно лава из жерла вулкана, и даже при желании Шарки не мог его обуздать — то, как всадники растерянно мечутся и топчутся у кромки воды, пытаясь справиться с испуганными лошадьми, почему-то представлялось ему до крайности забавным. Вновь обретенная Сила ударила ему в голову, точно хмель, и толкала на подвиги и безумства; он поворотил коня и, ударив его пятками по бокам, опять пустил вскачь, вперед по гати, в колышущуюся мглу — туда, где, приглушенное туманом, слышалось тюканье топоров, визг пил, натужные скрипы ручных лебедок, гортанные голоса орков и людей — там все ещё продолжались работы по укладыванию настила…

В какую-то секунду Саруман с неудовольствием решил, что ему придётся спешиться… Но нет.

— Поберегись!

Рабочие отхлынули в стороны. Ремонт, начатый ранним утром, подходил к концу, кладка была почти уложена, лишь несколько футов отделяли один край бревенчатого настила от другого. Эти бедолаги еще не знают, что там, позади, Саруман подбросил им новой работенки… Мелькнули обочь подъёмные механизмы в переплетении канатов, бревна, доски, ошеломленные орочьи рожи, впереди открылась зеленоватая гладь подернутой ряской воды… Черный конь Сарумана сделал могучий прыжок, единым махом перескочил промоину в гати — и, галопом пустившись дальше, на север, вскоре исчез в наплывающем тумане.

***

Гэдж открыл глаза — медленно вынырнул из вязкого, как трясина, тягостного сна. В этом сне был «сит-эстель», и Саруман, и зловещие визгуны, и какая-то погоня — но кто за кем гнался, что произошло, и чем всё закончилось, орк не запомнил — слишком все было размыто, отрывисто, непонятно, подернуто болотной мглой…

Кто-то яростно тряс его за плечо — с такой силой, что у Гэджа клацали зубы.

Над ним склонилась тёмная физиономия какого-то урука — уже не раз виденного и смутно знакомого, хотя Гэдж никак не мог припомнить, где и при каких обстоятельствах встречал его раньше.

— А, вот ты где, щенок! С утра по болотам рыскаю, его ищу, язык высунув, а он тут целый день дрыхнет, как пьяный возчик!

Гэдж все так же лежал на лавке в тихой темной умывальне. Снаружи, за стеной, раздавались голоса, звуки шагов, храп лошадей, какой-то невнятный гул. Или это гудит у меня в ушах? — спросил он себя. Он медленно приподнялся и сел, дергая головой, пытаясь вытрясти этот перекатывающийся в голове ненужный шум.

Сколько же я проспал? — с неприятным холодком в груди спросил он себя. Неужто и впрямь — «целый день»?

— Сейчас что — вечер? — тупо пробормотал он.

Урук широко осклабился.

— Почти, — буркнул он. — Идём. — Гэдж наконец припомнил его имя — Маурхар.

— Куда?

Маурхар как будто удивился вопросу.

— В Замок.

Гэдж не стал спорить.

Чтобы окончательно проснуться, он вылил на себя ковш холодной воды. Потом поднялся и побрел из умывальни следом за провожатым…

Они вышли из крепостицы — Маурхар сказал пару слов унылому стражу у ворот — и зашагали по направлению к Крепости, возвышавшейся на холме чуть в отдалении. Всё вокруг было по-прежнему: над серой землёй нависало серое небо, в кузницах стучали молоты, на дороге суетились «козявки», тащили груженые повозки волы, вяло переругивались орки, — и все же что-то было не так, что-то странно изменилось, какое-то неприятное напряжение или беспокойство прямо-таки висели в воздухе, стесняя грудь и смущая ум. Что-то произошло здесь, в Замке, что-то внезапное, из ряда вон выходящее, нарушившее заведенный порядок, — так крохотная песчинка вносит разлад в действие отлаженного часового механизма, — но что именно — Гэдж не знал. Впрочем, Маурхар ничего ему не говорил, а расспрашивать Гэдж не решился: вполне возможно, что все это было лишь забавой его переутомленного за последние сутки и потому склонного всё остро воспринимать воображения.

Ворота Замка были закрыты.

Маурхар ругнулся вполголоса. Миновав мост, он постучал в какую-то неприметную калитку обочь основного входа, и хмурый привратник впустил их во внутренний двор. Маурхар, не сбавляя хода, потопал дальше, к казармам, но Гэдж на секунду остановился: дверь лекарской каморки была распахнута настежь, и что-то происходило там, внутри, кто-то ходил по помещению, стучал, гремел, выдвигал ящики стола, распахивал дверцы шкафов, выламывал половицы, шелестел бумагой… Что это такое — обыск?

— Что… произошло? — пробормотал Гэдж. Сердце его сжалось от какого-то неясного и недоброго предчувствия.

— Идём, — буркнул Маурхар. — Нечего тут глазеть…

— А… разве мне не сюда?

Внезапно кто-то цепко схватил Гэджа за плечо, и он чуть не вздрогнул.

Это был Каграт — угрюмый и злой. Его зеленые глазки-буравчики смотрели на Гэджа остро и свирепо, не то с каким-то смутным, неясным ему самому подозрением, не то с хитрым потаенным злорадством.

— Нашлась пропажа! Гаденыш вшивый… Ну, давай, наври мне чего-нибудь поправдоподобнее, пока я окончательно не потерял человеческий облик, не взял дубинку поувесистее и не наделал каких-нибудь чудовищных глупостей. Где тебя леший носил целую ночь?

— Н-на болотах, — пробормотал Гэдж. — Я чуть не утоп… — Он покосился в сторону лекарской каморки. — Что… тут произошло?

— Шарки вернулся, — процедил Каграт, глядя в сторону.

— Вернулся?

— Только ненадолго. Проваландался тут ночку — и тю-тю!

— Что значит — «тю-тю»? — не понял Гэдж.

— А то и значит. Сбежал он, понял?

— К-куда… сбежал?

— Сбежал из Замка. А куда — то мне не ведомо, он мне не докладывал… У визгунов спрашивай, они за ним все утро по Дол Гулдуру гонялись. Ну, у тебя ещё много глупых вопросов?

«Много», — подумал Гэдж. Но говорить он не мог, горло его сжалось до размеров игольного ушка.

Земля перед ним разверзлась.

Он смотрел на черный провал распахнутой двери — и чувствовал, как почва медленно уходит у него из-под ног, расползается, как зыбкая болотная топь, распахивается перед ним тёмной жадной бездной. Саруман был здесь… был! И вновь ушел — пока Гэдж, как последний дурак, дрых в пустой темной умывальне. Исчез, как призрачное болотное видение — и на этот раз уже