Одного из ларомов звали Гуалг – он был стар, но еще очень крепок. Алеклия знал этого крупного рыжеволосого дикаря – год назад он разговаривал с ним на одном из пиров в Грономфе. Ларом сообщил на чистом авидронском языке, что принес величайшему правителю одну дурную весть и одну радостную. Заинтересовавшийся Инфект тут же забыл обо всех своих сомнениях.

– Начни с дурной, – сказал он посланцу.

Гуалг собрался с силами и поведал Божественному странную историю о том, что некий иргамовский отряд, достаточно крупный и весьма опытный, к тому же отличающийся неслыханною дерзостью, с некоторых пор объявился в землях ларомов. Иргамы сжигают деревню за деревней, а население беспощадно уничтожают или угоняют в рабство. Ларомы пытались самостоятельно защититься и выслали на поиски врагов вот уже шесть отрядов, каждый из которых насчитывал не меньше трех тысяч воинов, но ни один из этих отрядов так и не вернулся, видимо, все они были побиты проклятыми инородцами…

– Что вы о них знаете? – нетерпеливо перебил рыжеволосого Алеклия.

– Что мы можем о них знать? – пожал плечами ларом, несколько недовольный тем, что его рассказ не дослушан. – Только то, что этот отряд конный. Поймать их невозможно. Они вдруг появляются и так же внезапно исчезают. А тех, кто был ими в наших селеньях пленен, они угнали к «Свободным воинам»…

– И это всё? – разочарованно поднял брови Инфект.

Гуалг задумался, почесал затылок.

– Известно еще только одно, Великий и Всемогущий. Во главе этого отряда стоит знатный иргамовский вождь по имени Дэвастас.

Алеклия едва не подскочил: он на всю жизнь запомнил это имя в связи с гадким оскорбительным посланием, которое получил перед самым штурмом Кадиша. Несмотря на объявленное тогда вознаграждение в тысячу инфектов, Дэвастас так и не был пойман. Мало того, всё последнее время Лигур неоднократно сообщал в Грономфу о действиях этого неуловимого Либерия, о его хитроумных маневрах и творимых им жестокостях.

– В чем же тогда заключается радостная весть? – поинтересовался удрученный известием Инфект.

– Мы лишились многих деревень, ценного имущества, потеряли немалое число своих родичей – мужчин, женщин и детей, – начал издалека Гуалг. – Справиться сами с этим Дэвастасом мы не сможем. Слишком коварен он, слишком хитер, слишком беспощаден. Для него не существует никаких человеческих законов, и поэтому он непобедим. У него в сердце поселились, как вы их называете, гаронны, которым чуждо все, что позволяет нам называться людьми. Поэтому мы решили просить тебя, нашего кормильца и защитника, избавить нас от этой напасти. Пошли нам свои партикулы, защити наши жилища.

– Что же радостного в твоей просьбе? – нахмурился Алеклия, которому только новых забот недоставало.

– Слышали мы, что по просьбе правителя далеких Оталарисов ты изгнал с их земель племена красных дондронов, а взамен получил на срок золотоносные земли?

– Да, Долину Спиера. Но в ваших землях нет ни золота, ни серебра, ни хорошего дерева, ни мало-мальски ценного камня. Есть у вас только соль да рыба с Анконы, но нам и свою некуда девать, – отмахнулся Инфект, предвидя поток скучнейших предложений, на которые ларомы были всегда так щедры. Он уже пожалел, что допустил до себя этих надоедливых дикарей, и мечтал лишь об одном: поскорее от них избавиться.

– Дело не в этом, – хитро заулыбался Гуалг. – Ты хотел заполучить часть наших территорий… и ты их получишь. Мы не потребуем золота и сами переселим те деревни, которые окажутся на твоих землях. Потеснимся как-нибудь. От тебя, Великий и Всемогущий, потребуется только одно: изловить наших обидчиков и примерно их наказать. Как только сделаешь это – земли твои.

«Давно бы так!» – подумал Алеклия, в мыслях радостно воздев руки к солнцу, а наяву оставшись неподвижным, величественным и глубокомысленным. На лице его лежала печать искренней озабоченности как судьбой ларомов в отдельности, так и судьбами всего человечества в целом.

– Можете переселять деревни! – вскоре с уверенностью сказал он.

Проводив послов, Алеклия вызвал Кариса и приказал ему немедленно следовать к ларомам. Полководец Инфекта заметно погрустнел: поручение было мелким и выглядело черной неблагодарностью после его ярких успехов в недавнем сражении, но выразил готовность сейчас же отправляться в путь и обещал в скором времени бросить к ногам Божественного голову Дэвастаса. Поразмыслив, Инфект выделил Карису несколько опытных конных и пеших партикул, включая прославленных «Неуязвимых», всего двадцать пять тысяч человек, и еще объявил невиданную награду тому, кто лично пленит негодяя, – десять тысяч инфектов.

Новое войско Кариса спешно выстроилось, всколыхнулись знамена, заиграли лючины и раковины. Первыми, рассыпавшись на небольшие отряды, выехали следопыты, за ними запылили тяжелые колонны.

Алеклия с сожалением проводил взглядом свои доблестные партикулы, вернулся в шатер и тут вспомнил о Хавруше. «Не дам ему спуску!» – подумал он, вызвал порученца и передал повеление всем военачальникам прекратить на время стрельбу и вообще всякие боевые действия.

В скором времени к Инфекту явился посыльный почтового поста со срочным посланием из Грономфы. Правитель прочитал сообщение и растерянно выронил свиток из рук…

Счастливое спасение вселило в сердце несчастной Хидры довольно смелые надежды, тем более что она посчитала, будто за нее заступилась справедливая и всемогущая Дева, изменив своей волей ход событий. Наверняка она и в будущем также будет ей покровительствовать. Но вскоре она убедилась в наивной несуразности своих упований. Считая себя прощенной и свободной, ну хотя бы отчасти, она надеялась вновь занять свои великолепные покои и даже намеревалась сама подобрать себе новых слуг взамен казненных, а затем предаться молитвам до изнеможения, в которых смогла бы выказать благодарность своей защитнице. Но здесь в действие вступил тот коварный онис, который она подписала накануне собственной казни. Теперь она уже не была интольей Иргамы, ей ничего не принадлежало, даже подаренные Тхарихибом украшения, она уже сама себе не принадлежала – ее полноправным собственником был Верховный военачальник Иргамы.

Хидру держали взаперти в скромном жилище, в той части Солнечного дворца, которую занимал Хавруш. Снаружи у двери день и ночь сменялись хмурые стражники, а прислуживающие рабыни боялись сказать лишнее слово да еще явно за ней приглядывали. Нэтуса позволялось навещать только с разрешения Наставника, то есть Хавруша, свидание проходило в присутствии многих людей и было кратким.

Примерно каждый второй день, ближе к ночи, Хидру приводили в покои Верховного военачальника, и тот, не церемонясь, будто она бесправная рабыня, жадно на нее набрасывался, не считая нужным хоть какими-то словами или ласками предварять их близость. Сначала грубо тискал женщину, унижал, наслаждаясь вседозволенностью, потом, удовлетворив первое любопытство, подвергал ее долгим неумелым экзекуциям. Был он мужчиной почти что никчемным и заботился только о своих не слишком изощренных прихотях, однако изредка ухитрялся доставить ей телесное наслаждение.