вход, – снова прочёл вслух Милтон. – На острове множество баньянов. Интересно, о каком именно говорит доктор Парадис.

– Должно быть, это тот, с кораблём, – ответила Инжир. – Он самый большой из всех.

– Тамошнюю лозу мы ещё не проверяли, – сказал Милтон. – Ну, ты знаешь… по какой причине. И вообще-то я сегодня столкнулся с этой причиной, и это та ещё история, уж поверь на слово.

Он рассказал Инжир о Подземном слоне, о том, как они с Рафи вызволили Гейба из ямы, и о том, как Рафи на самом деле сказал «прости» и «спасибо». Единственной частью, которую он опустил, была кража путеводителя. Он не хотел портить эту замечательную ночь.

– Даже не знаю, что из этого более невероятно, – произнесла Инжир, когда он закончил рассказывать. – Однако сомневаюсь, что это значит, что Рафи будет рад видеть нас у корабля на дереве. И это очень плохо, – она улыбнулась яркой вспышкой в лунном свете. – Ладно, нам рано вставать, так что я пойду обратно, чтобы немного поспать.

Она вскочила и отправилась прочь по пляжной дороге. И когда Милтон смотрел, как его подруга идёт к своей солнечной двери под полным звёзд небом под тихий саундтрек симфонии насекомых, он чувствовал себя таким счастливым, каким не ощущал уже очень-очень давно.

– Счастливо, Инжир! – крикнул он ей вслед. – До скорого.

– Счастливо, Морской Ястреб! – воскликнула Инжир, оборачиваясь, чтобы помахать ему. – Увидимся утром!

Глава 32

Пропажа!

Следующим утром будильник Милтона прозвенел в 6:15. Он встал со своего раскладного дивана, приоделся и уже собирался выйти за дверь, как вдруг понял…

Из комнаты дяди Эвана не доносился храп. Кроме первого дня Милтона на острове и того дня, когда они ходили в поход, по утрам, когда он просыпался, дядя Эван ещё крепко спал. Когда Милтон заглянул за занавеску из бусин, то увидел, что постель пуста.

Дядя Эван пропал.

Чувствуя растерянность от того, что исчез его летний опекун, Милтон отправился к Моррисам. Инжир как раз выходила за порог.

– Привет, Морской Ястреб, – сказала она. – Готов идти к баньяну?

– Ой… да, – рассеянно проговорил Милтон. – Готов.

Они вместе зашагали по пляжной дороге мимо дома Альваресов. Гейб был один на улице. У него были перевязаны колени, локти и лоб. Но, учитывая, что в данный момент он делал сальто в садике перед домом, похоже, он был в полном здравии.

– Привет-привет, Морской Ястреб! – воскликнул он. – Привет-привет, Инжир! Вы ищете доктора Грина? Он пошёл в ту сторону! – Гейб указал на едва заметную тропинку, ведущую к дому доктора Парадис. – Вы идёте туда? Что-то случилось? Я тоже пойду! Только позову Рафи.

– Ой. Ты не обязан… не нужно! – крикнул ему вслед Милтон.

– Что происходит, Морской Ястреб? – спросила Инжир.

– Дяди Эвана не было в постели с утра, – сказал Милтон. – И это очень необычно.

Вместо того чтобы взлететь вверх, брови Инжир потянулись вниз. Глаза её выражали беспокойство.

– Мы должны пойти проверить его, – произнесла она.

Они зашагали по едва заметной тропинке, ведущей через залитый солнцем светлый-пресветлый луг, заросший песколюбкой (спасибо, Господи, за шляпы путешественников), а затем ступили под (благословенную) сень высоких-превысоких деревьев, окружавших полуразрушенный дом покойной доктора Парадис. Милтон пошёл бы за дом, куда, по словам дяди Эвана, он приходил, чтобы подумать, но Инжир забралась на просевшее крыльцо. Милтон увидел, что входная дверь с облупившейся краской была приоткрыта.

Милтон замешкался, но Инжир толкнула дверь. Внутри старый дом доктора Парадис оказался таким же разрушенным и заброшенным. Половицы наверняка когда-то блестели от лака, но теперь потрескались и потускнели. Обои выцвели и отошли от стен. Повсюду пахло плесенью, пылью и немного гнилью.

Они прошли на цыпочках (в таком месте казалось уместным ходить именно так) по коридору, ведущему в небольшую гостиную. На стенах висели выцветшие на солнце гобелены, а каждый квадратный сантиметр комнаты был заставлен мебелью: бамбуковыми столами, бархатным канапе с высокой спинкой, тиковыми табуретами и большим фортепиано. А за письменным столом с бюро с деревянной шторкой, ссутулив плечи и низко опустив голову, сидел дядя Эван.

Это вдруг напомнило Милтону о том, как его папа сидел, сгорбившись, за кухонным столом одним субботним утром незадолго до того, как переехал от них. Тогда Милтон, пятясь, вышел из кухни, вернулся в свою комнату и, забравшись под одеяло, играл в Остров Дебрей, совершенно отказываясь от еды до самого ужина.

Теперь же он бросился вперёд.

– Дядя Эван! – воскликнул он. – Что случилось?

Дядя Эван вскочил на ноги. Какое-то время казалось, что он может кинуться к выходу. Может, он даже крикнул бы «Счастливо», уносясь прочь. Но затем он глубоко вздохнул и провёл ладонью по лицу.

– Вчера со мной связались из суда, – сказал он. – Они примут окончательное решение в пятницу. Так что до этого дня я должен представить доказательства, подтверждающие, что Одинокий остров должен быть признан охраняемым природным заповедником, – он замолк, прежде чем продолжить тяжёлым голосом: – Либо я должен представить официальные документы, в которых отказываюсь от этого требования.

Милтон почувствовал, как его чувствительный желудок сделал сальто в стиле Гейба. Он (что несколько удивительно) не находил слов.

– Покажи ему путеводитель, Морской Ястреб, – произнесла Инжир, нарушая молчание.

Путеводитель! Милтон сомневался, что сейчас был наиболее удачный момент, чтобы рассказать Инжир, что путеводитель больше не в его распоряжении. Он похлопал себя по пустым карманам.

– Ой, я… должно быть, я оставил его дома! Как глупо с моей стороны, – сказал он.

Инжир, нахмурившись, посмотрела на него, а затем открыла сумочку, висевшую на ее разгрузочном поясе.

– Симфоничная цикада, – произнесла она, подталкивая банку к дяде Эвану. – Мы нашли её около реки. Та зелёная штука рядом с ней – плод Дерева сладких солений.

– А ещё я видел Подземного слона, – добавил Милтон. – Это толстокожее, живущее под землёй. Оно действительно существует, дядя Эван. Рафи и Гейб тоже его видели. Мы можем написать об этом и отправить!

Он был уверен, что дядя заплачет от счастья, когда наконец узнает, что все эти невиданные звери действительно существуют. Но… дядя Эван выглядел так, как будто просто вот-вот расплачется.

Это не было триумфальным открытием, на которое рассчитывал Милтон.

– Я ничего не могу поделать, – сказал дядя Эван, глядя на высасывающее сок из соления крошечное насекомое в смокинге, которое держал в руках. – Мы долгое время не могли раздобыть особь, и, я уверен, Альваресы будут в восторге, но цикада… здесь нет ничего нового. Что касается остальных существ… я годами работал без остановки, изучая лозу и остров. Я привлёк лучшие умы,