Не получив должного внимания, Илларион продолжил:

— Сергей работал на заводе одним из смотрящих и сразу же понял, что к чему. Он больше всего на свете желал войти в долю. Делал всю грязную работу, искал самых выгодных покупателей. Подворовывал, конечно, но незаметно и не наглея.

Теперь Мира смотрела все время на меня. И этот взгляд серебристых глаз пробирал меня до мурашек. Словно она сканировала меня, влезая в саму суть.

— Ну а когда мы закончили распил, Сергей предложил сделать его смотрящим за общаком, который мы поделили на три части. Каждый из нас имел доступ к своим деньгам, но такую сумму и за всю жизнь не потратишь. Кроме того, мы договорились, что брать оттуда будем разумно, не привлекая лишнего внимания.

Он встал и начал готовить себе очередную чашку кофе. Вместе с кружкой вернулся в кресло.

— Ну а дальше вы почти в курсе. Сергей погиб и передал информацию деньгах одному из своих сыновей, тот оказался кретином и по пьяни разболтал это какому-то идиоту. Тот же продал эту информацию многоуважаемому, — он сделал шутовской поклон в мою сторону, — господину Трофимову, а уже господин Трофимов упустил ее, и информация попала к Толику, который эти денежки успешно нарезал, обвинив в этом меня.

Закончив свою историю, он хмуро посмотрел на меня. Ну да, это не я проворонил свой миллиард зелени или сколько там оставалось у него. Я всего лишь чуть не отправился на тот свет в попытке сберечь информацию.

Если б тогда я знал, для кого она… Но в тот вечер никто еще ничего толком не знал.

Мира сидела в задумчивости:

— Ты мало сказал о тех, чьи еще деньги лежали в вашем так называемом общаке.

Последнее слово она произнесла пренебрежительно, словно не хотела испачкаться. Ну а что ты думала, девочка? Раз решила окунуться поглубже, то придется намочить ножки. И дай Бог, если только ножки.

— Что там рассказывать. Я и мои восемьсот миллионов остатка. Василий, царство ему небесное, и его почти миллиард. Я так понимаю, наш новый друг стал обладателем его наследства? — он вопросительно вздернул бровь и посмотрел на меня.

В ответ я молча кивнул. Я сам точно не знал подробностей, но раз третий участник «распила» жив, то деньги этого Василия теперь принадлежат Герману.

— Ну и Лелик. Он же армейский товарищ Толика, — Илларион поморщился. — Иванов Леонид Владимирович. Контуженный майор в отставке. Опасный и самый непредсказуемый из всех. Скорее всего, твой муженек сейчас в его подвалах. Он, знаешь ли, немного повернут на заговорах и конспирации.

С полнейшим безразличием отец Миры закончил и эту часть истории. В принципе, я знал практически все, о чем он рассказал. Для меня не прозвучало информации, ставшей бы неожиданностью.

— Если честно, то просто беспредел какой-то. Ну и разбирались бы между собой, при чем здесь я? При чем здесь Максим? — она указала в мою сторону рукой — Мне совершенно непонятно, почему подобные разборки возможны в наше время.

Ее отец усмехнулся:

— Дорогая моя дочь, ты слишком наивна для своего возраста. Лелик благодаря своему закадычному другу думает, что я сейчас как курица-наседка сижу почти на трех миллиардах, и ему совершенно плевать, как их вернуть. Я в Италии почти полгода с яхты не сходил — он гонял меня по всему Средиземному морю.

Про себя я подумал, что это прямо трагедия: полгода в море развлекаться и загорать на собственной яхте с личным поваром и проститутками! Но Мире таких подробностей знать не стоит.

— Как только он от меня отстал, я сразу понял, что он сменил объект, — Илларион кивнул в сторону Миры, она нахмурилась. — А тут еще и бонус какой его ждет, — снова кивок в сторону живота, который она неосознанно прикрыла руками. — Прямо комбо!

Он невесело рассмеялся. А я-то думал, что заставило его слезть со своей плавучей крепости! Значит, просто появилась такая возможность.

— В общем, несмотря на твое отношение ко мне, я не желаю, чтобы ты стала объектом торговли. Все-таки ты мне дочь, хоть и непутевая.

Ее глаза загорелись. Судя по всему, девочка начинала злиться. И я мог ее понять! Тоже мне, папаша, сидел бы лучше на своей яхте, а так только травит этого самого Лелика.

— Спасибо за беспокойство. Прям ощущала твою любовь и поддержку все последние семь месяцев, — ядом в ее голосе можно было свалить слона. — А почему бы тебе, раз ты так переживаешь за меня, просто не прийти к нему и не сдать крестного, рассказать ему всю правду?

Илларион зашелся в громогласном хохоте.

— Ты… сейчас… серьезно? — из его глаз брызнули слезы. — Сказать Лелику, что его лучший армейский друг, вытащивший его с поля боя на себе, врет ему? А старый лис, который был против его участия в распиле и хотел забрать его деньги, устроив покушение, говорит правду?

И он зашелся в очередном приступе смеха.

А вот это было интереснее.

— А с этого места я бы попросил поподробнее.

Утирая слезы, Вознесенский бросил на меня насмешливый взгляд.

— Да что там рассказывать, обычное дело! Лет двадцать назад он со своим другом решил, что может заставить меня плясать под их дудку, что я сделаю все, что они захотят, если мне ограничить доступ к деньгам. Даже отца твоего смогли убедить им помочь, — он скривился.

— Все мы проходимцы, я ни о чем не жалею, кроме того, что не дожал одну из этих крыс.

Я напрягся. Одну из крыс. И если Лелик жив… Я встал.

— Не хотите ли вы сказать, что одна из дожатых крыс — мой отец?

И снова меня встретил этот безразличный взгляд. Снова в нем не было ни капли человеческого, лишь холодный расчет, холодный расчет на месть, прибыль…

А перед моими глазами стояли двери ресторана и тишина за ними. Зареванный Джованни и пустота. Пустота, которая поселилась в сердце столько лет назад. Потому что один урод, который участвовал в моем появлении на свет, решил, что может сесть за руль пьяным.

Теперь же перед моими глазами сидел еще один урод, который решил, что в праве вершить человеческие судьбы. Что спустя столько лет может отнять жизнь у неудобного человека, не думая о том, что он может ехать в машине не один.

— Ах ты мразь!

Я подлетел к нему в прямым ударом в нос повалил на кафельный пол. Из его носа тут же брызнула кровь. Я принялся бить его без разбора.

— Тварь! Она ехала с ним в той машине! Моя мать была с ним в той машине! Ты убил не только его, ты убил мою мать!

Сквозь пелену гнева я не разбирал абсолютно ничего. Все эти годы я думал, что ненавижу отца, ненавижу брата, но только сейчас я осознал, что такое неконтролируемая и бешеная ярость.

Отвлек меня женский крик, а затем мне в лицо прилетел фонтан ледяной воды.

Я остановился и отпустил свою жертву, которая еле трепыхалась в моих руках.