нервничать: обстановка на ферме очень далека от джунглей, в которых складывалась их психология. У всех вариантов есть серьезные недостатки: в курятниках высокая смертность и частые переломы, на свободном выгуле часто бывают повреждения кожи, а в больших птичниках с так называемыми улучшенными условиями куры не всегда могут вести себя естественно, например купаться в пыли. Часто птиц приходится калечить: в Евросоюзе многим несушкам срезают клювы, чтобы они не выщипывали друг другу перья.

Существа, которых мы создали из-за интенсивного фермерства, пугают. Все одомашненные куры произошли от джунглевой курицы, которая откладывает до одного яйца в месяц. Сегодня несушки в целом выдают одно яйцо в день. В возрасте примерно семнадцати месяцев производительность падает, и кур отбраковывают. Им на смену каждый год выводят миллиарды новых.

Но больше всего поразило меня даже не это. Несколько миллиардов кур ежегодно избавлены от продолжительных страданий. Они вообще не успевают что-либо почувствовать, потому что в однодневном возрасте их бросают в промышленные измельчители или травят газом. Это цыплята мужского пола, родившиеся в инкубаторах, предназначенных для несушек. Для производства яиц они не нужны, откармливать их на мясо тоже невыгодно – из-за породы им требуется слишком много корма. Поэтому их убивают – и неважно, будут ли несушки на этой ферме гулять в свободном выпасе и содержаться по органическим стандартам. Уничтоженную птицу перемалывают на корм для домашних животных или просто выбрасывают.

Система на инстинктивном уровне ощущается неправильной. Возникает этический вопрос: можно ли приводить животных в этот мир только для того, чтобы сразу же их убить? Возникает вопрос благополучия: болезненна ли их смерть? Но еще это затрагивает самую суть нашего отношения к другим животным. Можно ли так бездушно относиться к их существованию? Можно ли заявлять, что мы их любим, если мы так бездумно от них избавляемся?

Я хочу узнать, есть ли альтернатива. Я сажусь в поезд и отправляюсь в голландский университетский город Лейден, иду под виадуком и вдоль канала и вскоре оказываюсь в самом внушительном научном парке, который я только видел в своей жизни. Вокруг аккуратные ряды больших офисных зданий. Я обхожу их вдоль залитых светом теннисных кортов и объявления о новом методе лечения васкуляризированного рака и встречаюсь с Ваутером Брейнсом, одетым в худи предпринимателем с непослушными волосами. Он ведет меня по пустым корпоративным коридорам в небольшой офис с несколькими столами из IKEA и огромной фотографией кукурузного поля на рассвете. На вывеске написано, что это штаб-квартира компании The Eggsperts.

В 2011 году Брейнс не был экспертом ни в птицеводстве, ни в других вопросах. Он был студентом биологии в Лейденском университете и горел желанием основать собственную фирму. «Я подходил к разным людям и спрашивал: “Чем вы занимаетесь весь день? Я хочу заняться бизнесом и ищу проблему, которую надо решить. За что мне взяться?” – вспоминает он. – К людям обычно редко подходят с таким вопросом».

Среди его собеседников оказался друг родителей Брейнса, который разводил кур. «Он сказал: “Мне не нравится, что нам приходится убивать цыплят”. Многие говорят, что ребятам в инкубаторах все равно, но им не все равно. Они просто вынуждены этим заниматься». Для Брейнса тот разговор стал отправной точкой. Он решил избавить фермеров от необходимости отбраковывать цыплят мужского пола.

Одно из возможных решений проблемы – генетически модифицировать кур таким образом, чтобы яйца отличались в зависимости от пола, например вставить фрагмент, вызывающий флюоресценцию. Благодаря этому самцов можно было бы уничтожать еще до того, как они вылупятся. Такой подход Брейнса не устроил: «Люди увидят светящиеся яйца и подумают: “Они что, скрестили курицу с медузой? Так нельзя”». Были и другие варианты с генной модификацией – например, попробовать вывести несушек, которые откладывают исключительно яйца нужного пола, – но и они, по мнению Брейнса и его партнеров, навлекли бы гнев общественности. «Так что мы сказали ГМО нет», – рассказывает он.

Вместо этого было найдено другое решение. Оказывается, мужские и женские эмбрионы отличаются уровнем определенного метаболита, который участвует в превращении питательных веществ в энергию. Исходя из этого, команда Брейнса нашла способ определять пол будущего цыпленка по крохотным образцам яйца, которое потом снова запечатывают.

Точность стандартного теста составляет 98–99 %. Он проводится на девятый день после кладки, когда цыплята, как предполагается, еще не испытывают боли. «Мозговой ствол закрывается примерно через одиннадцать с половиной дней. Именно тогда цыпленок должен начать что-то чувствовать». От мужских эмбрионов можно избавиться, не дожидаясь этого.

Над той же проблемой трудятся и другие группы ученых в Германии и Канаде. Компания Брейнса, In Ovo, на сегодня потратила около €6 млн. Процедура «должна быть быстрой, низкозатратной, не влиять на выводимость и нравиться сотрудникам инкубаторов. Если получится, я довольно уверенно могу сказать, что большинство мировых производителей начнет ее применять».

«И когда это произойдет, вы спасете миллиарды цыплят?» – спрашиваю я. «Типа того».

По сценарию Брейнса, худший результат – это применение технологии исключительно в верхнем сегменте рынка, где практикуют свободный выгул. Сейчас ему надо решить другие проблемы. Бройлерные куры часто вылупляются до трех дней раньше срока и застревают в жарких инкубаторах. По голландским законам кормить и поить их первые шестьдесят часов необязательно, хотя после кампании, устроенной борцами за права животных, этот срок планируют сократить до тридцати шести часов. In Ovo разработала систему раннего кормления, которая уже используется в нескольких странах, включая США. Брейнс даже позволяет себе мечтать о производстве фуа-гра без насилия. «Это было бы очень приятное дело. Мне кажется, увеличить печень без принудительного кормления не так уж сложно. Ужасно об этом думать, но раз люди все равно будут есть фуа-гра, давайте сделаем его как надо, верно? Не знаю, может, надо вводить птицам какую-нибудь штуку, чтобы регулировать активность печени. Это реально, просто никто об этом не думает. Вырастить печень не так уж сложно».

К оправданиям жестокости животноводства привыкаешь. Когда человек вроде Брейнса утверждает, что ситуацию можно исправить, это сбивает с толку. Еще поражает, что через несколько десятилетий после начала промышленного разведения кур всего несколько предпринимателей занимаются этой проблемой. «Что-то не так с системой, – говорит Брейнс. – Нас всего шесть-семь человек, мы собираемся расшириться до пятнадцати. И мы – одна из ведущих компаний, которая занимается этими цыплятами. Мне сложно это понять».

Надеюсь, не за горами времена, когда цыплят мужского пола перестанут отбраковывать. Если это произойдет, это станет триумфом изобретательности, торжеством любознательных, неутомимых людей вроде Брейнса, которые верят, что решение можно найти всегда. Но даже если цыплята будут избавлены от смерти, масса отвратительных сторон производства