Алан остановился у маяка. Луч света метнулся над водой, указывая путь к Диане. Рейчел взяла его за руку. Она была стройной и чертовски привлекательной в своем облегающем бежевом свитере. Алан уложил ее на влажный песок и с таким остервенением стал стаскивать с нее одежду, что она вскрикнула. Но свой кружевной лифчик она сняла сама. Потом был час бурной страсти. Алан прижимал ее к себе, пытаясь совладать с чувствами. Словно желая извиниться за свои мысли и за то, что не мог отвести взгляд от дома Дианы на другой стороне канала, он накинул ей на плечи свой свитер и пиджак.

— Позвони мне, — сказала она, когда он отвез ее домой.

— Обещаю, — целуя ее, сказал Алан. Она протянула ему его одежду. Дрожа от ночной прохлады в одной футболке, он бросил пиджак со свитером на заднее сиденье. Она была разведена, работала в пункте скорой помощи и воспитывала шестилетнего сынишку. Алан чувствовал себя негодяем, который заслуживал подхваченной простуды. Он знал, что никогда ей не позвонит. Когда речь заходила о романтических отношениях, у Алана редко что получалось. Он вспомнил, как притворился, будто простил Тима за то, что тот украл у него Диану, хотя на самом деле готов был убить его.

Он снова чихнул.

— Gesundheit![6]— громко прошептала библиотекарь из справочного отдела.

— Будь здоров, — одновременно с ней сказала миссис Роббинс, выйдя из-за угла с большой стопкой свежих журналов.

— Спасибо, — сказал Алан им обеим.

— Ты случаем не заболел? — спросила миссис Роббинс.

— Скорее всего, простыл на работе, — ответил он.

— Тогда тебе не следует бегать.

— Мне нужно поддерживать форму, — сказал он.

— Форму! Не смеши меня. Отправляйся домой и отлежись денек в постели, — строго сказала она, но потом ее лицо смягчилось чудесной улыбкой. — Если, конечно, доктор не возражает.

Алан еще раз чихнул. Горло болело, а в груди ощущалась странная тяжесть. Миссис Роббинс положила ладонь ему на лоб. В тот момент она напомнила ему его бабушку.

— Друг мой, у тебя температура, — сказал она.

— А как поживают Джулия с Дианой? — как бы невзначай спросил он. — С Эми у них все наладилось?

— Не волнуйся за Джулию и Диану, — ответила миссис Роббинс. — Не переживай за Эми. Иди выспись и постарайся для разнообразия немного позаботиться о себе. Хорошо?

— Хорошо, — согласился он. Внезапно по его спине пробежали холодные мурашки, и он поежился. Он действительно заболел. И было так непривычно ощущать чужое участие. Ему опять вспомнилась бабушка. Дороти сделала все, что было в ее силах, после того как родители Алана погрузились в свои страдания. Но она жила далеко отсюда, на Нантакете, и Алан почти не виделся с ней.

— И чтоб позвонил мне утром! — с шутливой суровостью добавила миссис Роббинс.

Наверное, бабушка Дороти сказала бы то же самое.

Вернувшись домой, Люсинда Роббинс направилась прямиком на кухню и взяла из буфета две банки куриного бульона. Когда болел Эммет, она брала целую курицу и сама готовила бульон. Но теперь она обошлась консервами, бросив в кастрюлю немного шалота, морковки, сельдерея, перца, лаврового листа и тимьяна из собственного сада. Потом она накрыла ее крышкой и поставила на медленный огонь.

Девочки были в мастерской Дианы. Сегодня они слушали Карли Саймон: любовные баллады витали в воздухе, вплывая в открытое окно Люсинды. Диана обожала Карли. Всегда. Она слушала этот голос — с неудержимой страстью поющий о потерянной любви, разбитом сердце, счастье ее детей и надежде на завтрашний день — так, словно лишь Карли было под силу выразить в звуках глубоко скрытые чувства Дианы.

С деревом Диана творила настоящие чудеса. У нее было отцовское мастерство, его здравый смысл и терпение. Терпение, помимо всего прочего, было залогом качественно выполненной работы. Оно включало способность делать аккуратнейшие замеры, вплоть до мельчайших долей дюйма, чтобы плотно подогнать друг к другу деревянные детали, не оставив ни зазора, ни щели. И веру в то, что она, отпиливая так тщательно, правильно и точно, ни за что не испортит дорогую доску по собственной небрежности.

Работая с деревом, Диана в полной мере проявляла свое терпение и веру.

Но она не верила в любовь. И это было понятно. Иногда Люсинда оглядывалась на жизнь Дианы и гадала, где она взяла силы, чтобы побороть свое отчаяние? Быть безумно влюбленной, как Диана была влюблена в Тима, выйти за него замуж, сиять счастьем на великолепной свадьбе, родить от любимого мужа ребенка и быть брошенной им, когда ребенок оказался не таким, как все, необычным и нуждавшимся в особой заботе.

Диана чуть не умерла. Те первые дни после бегства Тима Люсинда провела в хлопотах о маленькой Джулии, пока Диана была не в силах даже выбраться из постели. Да и позже, когда она осознала все проблемы, которые от рождения получила Джулия, на нее накатила мрачная депрессия, и единственное, на что Диана была способна, так это непрестанно рыдать. Но все же Джулия помогла ей. Одиннадцать лет назад эта не пожелавшая сдаваться малютка, со всем ее ужасными злоключениями и бедами, не дала своей матери умереть от любви.

Но и Алан Макинтош был рядом с ними. Он навещал их каждый день. Редкие врачи соглашались на домашние приемы, но он даже и не помышлял о том, чтобы отказать им. Он простил Диану за то, что она оставила его ради Тима. По окончании рабочего дня он спешил к ним, чтобы помочь Диане справиться с особенностями организма Джулии. На третьей неделе жизни ребенку сделали операцию по выправлению перекрученного кишечника и временно вывели толстую кишку на стенку живота, где закрепили небольшой калоприемник для сбора ее испражнений.

Обезумевшая от горя Диана неумело возилась с этим пакетиком. Она оторвала клейкую полоску, которой к коже был прикреплен калоприемник, — от самого уязвимого места на крохотном животике, — и, почувствовав жуткую боль, Джулия разразилась дикими воплями.

Люсинда хорошо помнила тот кошмар. Джулия визжала, Диана рыдала. Алан вошел на кухню, поставил на стол свой черный портфель и взял Джулию из рук Дианы. Он держал младенца возле груди и тихонько утешал. Мелкие подтеки желтоватых детских фекалий запачкали его голубую рубашку, но он не обратил на это никакого внимания.

— Я сделала ей больно, — всхлипывая, сказала Диана.

— Нет, с ней все в порядке, — ответил Алан.

— Когда я меняла пакет, то дернула слишком сильно, и крепление оторвалось! Ее кожа такая тонкая, она уже столько вытерпела…

— Ты не причиняла ей боль, — твердым голосом сказал Алан. — Это все равно что снимать повязку — ничего особенно страшного. Пощиплет минутку и пройдет. Мы прицепим ей новый, а пока подготовь ее.

Осторожно передав Диане ее дочурку, он порылся в своем портфеле. Потом открыл упаковку. Не прошло и двух минут, как он прочистил Джулии ранку, прикрепил новый пакет и укутал ее в одеяльце.