Некрасов выступил с тостом. «Ты, — сказал он Олегу, — совсем не похож на артиста. Я люблю такие „несовпадения“: О. Генри в его накрахмаленном воротничке никак не назовешь писателем — кассир он и есть кассир. То же и Андрей Платонов — полная нестыковка писателя и человека. Вот ведь и ты… ни аксиосов (по-старому — длинных патл), ни роста». Олег тут же этот тост подхватил: «А вот Некрасов В. П. — знаменитый наш писатель. Ему бы в артисты с такой внешностью. Вылитый Тото…» «Посмеялись, — вспоминал Борисов, — и дербалызнули».

До «Окопов…» много говорили о войне, но так, как рассказывал о ней Некрасов — в высшей степени правдиво, — не говорил, по мнению Борисова, никто. Олег Иванович считал, что его общение с Некрасовым, как и его военное детство оказали влияние на его игру в фильмах о войне.

«У меня много военных картин, — говорил Борисов. — Я их люблю очень. Потому что там ведь дело не только в том героизме, который наш кинематограф или наш театр пытается показать — это тоже было и тоже правда. Но еще были простые труженики. Трудяги, которые на брюхе проползли всю Россию, в окопах просидели во вшах, в грязи и ели какую-то чушь, пили 100 грамм водки, об этих тружениках, которых много было на войне, нельзя забывать».

В 1974 году власти выставили Виктора Платоновича Некрасова из Советского Союза. Нашли врага… Перед отъездом он навещал друзей в Москве и Ленинграде. В январе, предварительно созвонившись, появился у Борисовых в квартире на Кабинетной улице. «Грустный, — вспоминал Олег. — Ворот, как всегда, распахнут. Алена накрыла стол. Выпили за Киев — только за флору. Я ему подсунул несколько его работ, напечатанных в „Новом мире“ и переплетенных мною в одну книгу. Он сделал надписи. На титуле „Месяца во Франции“ написал: „Vive la France, дорогой Олег! Давай встретимся в каком-нибудь кафе на Монмартре!“ Хорошо бы, хорошо бы!.. На замечательных эссе „В жизни и в письмах“ — „Сыграй, Олег, Хлестакова, а я напишу рецензию в продолжение этих очерков“. Но это уже проехали. (А я думал, у вас рука всегда легкая, Виктор Платонович!) На „Дедушке и внучке“ осталась такая надпись: „Иссяк! Просто на добрую память“».

Некрасова Борисов называл «крестным отцом», настроившим Олега на ведение регулярных записей в дневнике. «Тебе, — сказал тогда в Ленинграде при прощании Виктор Платонович Олегу, конечно же, не держа в уме совет Александра Сергеевича Пушкина актеру Михаилу Семеновичу Щепкину заняться „Записками актера Щепкина“, — нужно писать самому. Дневничок завести. Это и для упорядоченности мозгов хорошо, и для геморроидов. Для геморроидов — в особенности. Даже если нет времени — хотя бы конспективно… У тебя ведь есть одно преимущество: все писатели сейчас, как правило, не блещут фантазией. Все на уровне правдочки. А артисту чего-нибудь сочинить, нафантазировать — тьфу!.. ничего не стоит. Поэтому не стесняйся и между делом записывай. У тебя язычок острый, точный». Борисов вспоминал, что тогда пожал плечами: «Чего это мне записывать, Виктор Платонович?» Но, конечно, в голову запало…

«И он оттуда (из Парижа. — А. Г.) мне писал. Я получал письма. Мне передавали…» Позволю себе прокомментировать эту запись из дневника Олега Ивановича. В первой половине 1980-х годов я работал в отделении ТАСС в Хельсинки. Через старого друга, жившего в Германии и знавшего Некрасова, узнал парижский адрес Виктора Платоновича и номер его телефона. Одной из самых любимых книг из прочитанных в детстве была книга «В окопах Сталинграда». Редко когда так волновался, как перед телефонным разговором (и во время разговора) с безмерно любимым и уважаемым автором «Окопов…» (книгу «Сталинград», изданную в 1981 году во Франкфурте-на-Майне, я получил потом от Виктора Платоновича в подарок на Новый год). Какие-то слова о книге в первом телефонном разговоре, а потом я назвал слово-пароль — «Борисов». Мы были знакомы с Олегом Ивановичем, он рассказывал мне о Некрасове, и мы договорились с Виктором Платоновичем, что он пришлет мне весточку для Олега, которую я переправлю в Москву. Так и поступили. Приехав в 1983 году в отпуск, я заглянул к Олегу Ивановичу — он тогда, только-только перейдя из БДТ во МХАТ, жил в мхатовском общежитии в Гнездниковском переулке в ожидании решения квартирного вопроса, — и передал ему некрасовскую весточку. Борисов написал ответную, которую я из Хельсинки отправил в Париж. Так отделение ТАСС в финской столице на какое-то время стало «почтовым ящиком» для переписки друзей, пусть и редкой.

«Почему бы тебе не приехать в такой небольшой, маленький, но очень хороший город Париж, — приводил Олег Иванович в дневнике слова Виктора Платоновича. — Но мне так и не удалось. Я приехал уже на Сен-Женевьев-де-Буа…»

«Постарайся, — советовал Некрасов Борисову, — увидеть Париж зимой, когда идет снег. Это самое прекрасное время — очень мало туристов. Есть такая картина у Марке „Понт-Неф. Снег“. Марке — один из самых любимых моих художников. Он часто одевает Париж в снег. Например, „Нотр-Дам. Снег“. Это гениальная вещь. И не забудь, что Бальзак не любил Нотр-Дам… Ты же наверняка будешь проходить район Сите, так вот, постарайся подняться в каком-нибудь из домов на шестой этаж. Именно на шестой. Это та высота, с которой Марке писал Париж».

Олег Иванович вспомнил наказ Виктора Платоновича, когда узнал, что здесь открыта выставка Марке. Это был единственный шанс увидеть Париж глазами этого художника — не подниматься же на шестой этаж незнакомого дома! И не ждать же здесь в апреле снега!.. На выставке Борисова поразило то, что город взят с одной точки, но как будто в разном гриме — то в дожде, то в тумане, то в ослепительных ночных огнях. «Всегда, — записал он в дневнике, — только настроение, один непрерывный мазок света! И еще ощущение, что у него не хватает времени, что куда-то опаздывает. Это так свойственно парижанам: говорить, что опаздывают, но на самом деле никуда не спешить. Какая может быть спешка — когда такая красота!»

Олег Иванович взял с собой книгу Некрасова и решил походить по Парижу, используя его заметки — «Месяц во Франции» — как путеводитель. Борисов никогда не присоединялся ни к одной экскурсии и любил бродить в одиночку. Он открыл книгу наугад и таким образом составил себе маршрут: к букинистам. Они располагались неподалеку от гостиницы, в которой остановились Алла и Олег.

«Некрасов, — вспоминал Олег Иванович „путеводитель“, — описывает стариков и старух, торгующих книгами и орденами, злыми и сварливыми, будто дома их ждут кошки, а сидят они в соломенных креслах и что-то вяжут. Но, видно, времена изменились, и мне чаще попадались лица безразличные. Я решил: это оттого, что они чувствуют