Шрифт:
Интервал:
Закладка:
5 апреля 1992 года Алла и Олег поехали навестить Вику. «На Сен-Женевьев-де-Буа, — писал Борисов, — погрузились в леденящую тишину кладбища. На нас глядели разрушающиеся надгробия и плиты. На фоне нового, дорогого габро, под которым покоился Серж Лифарь из Киева, они становились только красивей и строже. „Время лучше всего точит камень и то, что лежит под ним“, — говорил когда-то Некрасов, когда мы гуляли по Байковому. Теперь я гуляю по другому кладбищу, очень далекому от того, и уже без него. Купили горшочек с бегониями (у них не принято класть на могилу срезанные цветы) и тупо уставились в землю».
Глава седьмая
Переезд в Ленинград
Уйти — и не только из театра — несложно. Гораздо сложнее ответить на главный вопрос: куда уйти?
В Киев на гастроли приезжал Московский драматический театр им. А. С. Пушкина. Бориса Ивановича Равенских, главного режиссера, не было, но от него, прознавшего о ситуации в Театре им. Леси Украинки, — через его помощника — Борисову поступило предложение поработать в Москве. Олег согласился: Равенских сопровождала репутация качественного режиссера. У него, правда, был один недостаток, влиявший на взаимоотношения с артистами: он работал по ночам (сказалось, быть может, что режиссерскую карьеру Равенских начинал при Сталине, который не только сам бодрствовал по ночам, но то же самое в то время делали очень многие), а днем отсыпался, перекладывая текущие дела на ассистентов.
Пушкинский театр Борисов с момента принятия предложения поработать в нем считал для себя только переходным — надо было где-то перевести дух после того, что произошло в Киеве. Равенских между тем пообещал Олегу ролей лет на шесть вперед. Борисова сразу ввели в спектакли «Плащ и шпага» и «Петровка, 38», где он с Владимиром Высоцким играл бандитов. Высоцкий, к слову, играл в Пушкинском и лешего в «Аленьком цветочке» — на детских утренниках. Жил поначалу Олег в Москве у Фаины Зиновьевны Синицкой в Староконюшенном переулке. В старой квартире с потолками высотой в четыре с половиной метра и спал на антресолях, на которые, как рассказывал Олег Иванович, «если хорошенько пригнуть шею, можно было попасть по крутой самодельной лестнице» — в царство старых журналов, вековой пыли и… непобедимых насекомых.
Но переходной этап он и есть переходной. Вариантов, когда Алла и Олег обдумывали сложившуюся ситуацию, было несколько. Вариантов, понятно, для себя и вариантов, разумеется, московских, поскольку родители Аллы к тому времени в столицу уже переехали, а они с Олегом собирались это сделать — искали подходящий квартирный обмен.
Первый вариант — «Современник» — отпадал. При всей демократичности (все — нараспашку, все обсуждалось коллегиально) это был закрытый, «камерный» клуб, в который посторонние не допускались, а Борисов был для Олега Ефремова и его единомышленников посторонним.
Вариант второй — Театр им. Моссовета. Родители Аллы (Роман Степанович работал в дирекции фестивалей искусств на территории Кремля) дружили с главным режиссером Юрием Александровичем Завадским и с его секретаршей Фаиной Зиновьевной. Иногда они бывали в гостях у Латынских. Как-то раз приходили с Галиной Улановой. Сидя за накрытым столом, Роман Степанович поинтересовался у Юрия Александровича, объяснив сложившееся положение, не мог ли он взять Олега в театр. Завадский ответил: «Ну, у меня же есть Олег Анофриев…» «Завадский в свой театр не взял», — отмечал в дневнике Олег Борисов. Спустя годы, после того как он увидел Борисова в «Генрихе IV», Юрий Александрович чуть ли не на коленях стоял, приглашая Олега в свой театр. Готов был карандаши свои подарить, а карандаши, как известно, Завадский десятилетиями коллекционировал…
Третий вариант — Малый театр. Но туда Борисова приглашали еще тогда, когда он работал в Театре им. Леси Украинки — играть Хлестакова. Олег поговорил тогда со своим однокурсником, Коршуновым, ведущим в то время артистом. И Коршунов отсоветовал, сказал, что труппа старая, Царев, к сожалению, ничего уже не может серьезного поставить. Словом, отговорил Борисова.
Олег очень хотел попасть во МХАТ — этот вариант был у них с Аллой четвертым. Один из педагогов Борисова в Школе-студии рекомендовал его на роль Хлестакова. Возглавлявший тогда художественную коллегию МХАТа (был такой орган) Михаил Николаевич Кедров предложил Олегу «показать» монолог Хлестакова. А как можно сыграть просто так, не посмотрев в текст? И Олег, как ни странно, поступил тогда не самым лучшим образом. Он повел Кедрова на очень слабую кинокартину, в которой снялся, — «Укротители велосипедов». Вместо того, чтобы показать, скажем, «Зайцев». После этого разговоры о МХАТе прекратились: роль Хлестакова получил Вячеслав Невинный.
В Москве после Киева Олег начал сниматься в фильме Эльдара Рязанова «Дайте жалобную книгу». Это был единственный фильм Рязанова, к участию в котором этот режиссер пригласил Борисова. «Скорее всего, — заметил в дневнике Олег Иванович, — я не артист Рязанова и вообще не из тех фильмов, которые показывают под Новый год». Он, разумеется, мог играть в комедиях, но только не в тех, что заполоняли экраны.
Считается, к слову, что Эльдар Рязанов, снявший Борисова в одной из первых своих комедий — «Дайте жалобную книгу» (сыграл Олег не «молодого энергичного деятеля торгового производства», как главного героя ленты представляют порой в новейшие времена, а журналиста Юрия Никитина, корреспондента газеты «Юность»), не обращался больше к этому артисту, потому что, дескать, видел в нем носителя «формальной правильности, чуждой этому режиссеру в принципе». С этим нельзя, на мой взгляд, согласиться по одной простой причине: Рязанов совершенно не был осведомлен о возможностях артиста Борисова. Он — в это сложно, конечно, поверить, но было именно так, — ни разу не видел (после «Жалобной книги») Олега Ивановича ни на сцене, ни в кинофильмах. Эльдар Александрович признался в этом на грандиозном вечере — посвящении Олегу Борисову, проходившем в московском «Эльдар-центре» 25 января 2014 года, и сожалел о том, что больше ему не довелось работать с этим артистом.
Жил Борисов во время съемок в гостинице «Центральная» на улице Горького. Из Киева приехала Алла. В отпуск. Она еще не уволилась с украинского телевидения. Когда Олег отправился в Москву, она осталась, потому что не могла бросить «висевшие» на ней передачи «Огонек» и КВН. Номер в гостинице был просторный, красивый, второй этаж, эркер. Алла привезла Олегу угря, аккуратно выложила его, завернув в пергамент, за окно. Угря украли вороны.
В доме напротив «Центральной» жил композитор Модест Табачников, Олег познакомился с ним на съемках фильмов «Стежки-дорожки» и «Укротители велосипедов». Популярность шлягеров, музыку к которым написал Табачников, порой зашкаливала: «Давай закурим…», «У Черного моря», «Дядя Ваня…», «Ты одессит, Мишка», «Ах, Одесса, жемчужина у моря»… И когда выдавалось свободное время, Олег и Алла переходили через улицу Горького и