для общения с интеллигенцией. Ну, вот со всякими этими лицемерными гуманистами. Чтобы они от этого юмора бледнели и шарахались. Самая убойная будет: «Одного молодого человека не признали как художника – пришлось стать фюрером!» Вторая – вот эта, цитата из любимого школьного учителя-трудовика…

* * *

Из родного посёлка Джордж уехал на второй день после школьного выпускного. Не то чтобы очень далеко, но, в некотором роде, демонстративно. Посёлок Мышино располагался примерно в тридцати километрах от столицы к юго-востоку. Городок Варский – примерно в пятидесяти километрах от неё же, но – к северо-западу.

Впрочем, сначала он попытался поступить в ПТУ на столяра совсем в другом городке. Не получилось – выяснилось, что для того, чтобы быть хорошим столяром в СССР, надо быть патриотом Советской Родины. Чего из характеристики, выданной выпускнику Лиандру Д.М., ну никак не усматривалось. Зато военные – они были не прочь пополнить призывником Лиандром ряды Вооружённых сил СССР.

– Ну, как-то вот так, Мари, – заканчивал Джордж свой рассказ. – Теперь я стараюсь нигде лишний раз не светить свой паспорт, так как не исключаю, что меня ищет родной военкомат. Живу в основном без регистрации на чужих квартирах; продаю свои поделки, в то время как моё место на рынке оплачивается артелью... В общем, в загс мы с тобой не пойдём, по крайней мере, пока.

Сказано было тихо, как-то равнодушно, но при этом так, что Мария поняла сразу – вопрос решён окончательно и пересмотру не подлежит.

– Да я и не хочу в загс! Ты только не уходи – и всё.

Да, Стешка определённо была права – она в него втюрилась, как тогда в физика. Ложась на их теперь уже общий диван, Джордж обычно быстро засыпал, а Мария клала голову ему на плечо и долго лежала, смотря на него, спящего. Он здесь, он рядом, ей хорошо.

Однажды она, впрочем, спросила про армию. Джордж усмехнулся:

– Да я вот как-то у нашей драгоценнейшей родины ничего не занимал, чтобы ей долги отдавать. Опять же, Афганистан… – А что Афганистан?

Про то, что в минувшем году СССР ввёл контингент своих войск в Афганистан, Мария знала. У них даже политзанятие было на фабрике: лекция об оказании помощи братской соседней стране, вставшей на путь построения социализма.

– Эта авантюра добьёт нашу страну окончательно, – как-то удивительно буднично произнёс сожитель.

– Добьёт? Нашу страну?

– Ну да. Ты историю в школе учила? Вспоминай. Была Нордландская империя – закончилась, нет никакой империи. Было Мошковецкое царство – закончилось, нет никакого царства.

С чего ты решила, что СССР – это навсегда?

– А как же?..

– А так же. Если всё прогнило настолько, что даже какой-то вшивый комсорг с какой-то провинциальной фабрики по первому свистку, спасая свою жопу, вываливает три тысячи... То есть на этой самой фабрике явно есть и цех по пошиву левого ширпотреба, и вся прочая мафия. А ещё есть некий пламенный чекист, который выискивает таких вот цеховиков, потому что давно ощутил себя вправе вымогать и при этом ещё мнит себя Робин Гудом... То этой стране пи.дец. Причём, как выражаются в Госплане, уже в среднесрочной перспективе. По моим прикидкам – лет через 15. Догниёт и рассыплется. А у меня, знаешь ли, есть планы прожить подольше, чем 15 лет. Надеюсь, и у тебя тоже. Так что уродоваться в дикой стране, куда сунулись наши идиоты в погонах... Дураков пускай поищут в зеркале.

Мария несколько обалдела от такого варианта лекции о международном положении. Впрочем, больше они о политике не говорили. Вместо этого Джордж отделывал резными стеновыми панелями душевую и кухню; вырезал по заказу деревянного Христа на кресте; решительно отправил на помойку старые кухонные шкафы и установил вместо них новые... В общем, у Стешки теперь был повод заходить чаще и просить уговорить Джорджа заняться и её квартирой тоже. Даже за деньги.

Но вот ребёнок... О детях они как-то вообще не думали. Джордж добывал импортные презервативы в блестящих упаковках; Мария пила таблетки... Что они тогда упустили в номере люкс с ванной? Они ведь там вытворяли такое... От большинства их тогдашних упражнений в постели дети вообще не получаются по определению.

Мария перебирала все возможные варианты этого разговора. Вплоть до совета из сказки, где добрый молодец инструктирует Бабу Ягу: ты сперва гостя накорми, напои, в баньке попарь, а опосля и спрашивай! Нету у неё баньки. У неё маленькая квартирка в старом доме, куда даже ванна не помещается.

Джордж пришёл позднее обычного. Поэтому не удивился волнению Марии. Обнял, поцеловал. Не переживай, я уже дома. Пойдём ужинать, или ты уже поела, и мне ужинать одному?

– Джо, я беременна! – выпалила Мария.

Нет, ну вот дура – так уж дура и есть! Он задержался, голодный, устал, наверное... А тут ещё ты!

Джордж присел на табуретку в углу прихожей. Молчал с полминуты.

– Джо... Я всё понимаю... Ты к этому не готов... Я и сама, честно говоря, боюсь... Но.

Голос девушки вдруг как-то сам собой стал твёрдым. По-прежнему тихий, но твёрдый и решительный.

– Джо, я не могу себе представить, чтобы... Он там живой. Я его оставлю в любом случае. Даже если... Если что – я не могу тебя осуждать. Только скажи сразу, хорошо? Чтобы всё по-честному.

– Нет, ну надо же… – он рассеянно смотрел на пол. – Бывает же…

– Ну да, бывает. От секса бывают дети. И я... Я не откажусь от моего малыша. Я помню, как меня когда-то бросили.

Мария тоже всё ему рассказала. Когда Джорджа и на свете не было, к райотделу милиции подкинули младенца, завёрнутого в одеяло. К одеялу была приколота записка: «Мария Красс. 20 марта 1957 года». С тех пор... Наверное, ей очень повезло. В том детдоме, куда она попала, был очень порядочный и честный директор. Рейнольд Александрович. Некоторым своим подопечным он даже давал своё отчество. Чем ему приглянулась полненькая, немножко смуглая девочка Маша – неизвестно, но и её он тоже записал по документам Рейнольдовной. Он был одним из немногих людей, кто за все годы жизни в детдоме никогда