Потребовалось некоторое внутреннее усилие, чтобы отогнать это сочувствие, и следующий вопрос майор задал более нейтральным голосом:

– Хорошо… Вот что, Михаил Николаевич, предположим, я вам верю. А какой ваш позывной?

– Мой позывной – «Маз».

– Странно звучит. Что он означает?

Аверьянов слегка замешкался, а потом решительно ответил:

– Это первые буквы имени и фамилии моей девушки… Маруся Зотова.

– Она была для вас важна?

– Она важна для меня и сейчас. С ней я встречался еще до войны. – Михаил слегка улыбнулся и добавил: – Это было так давно, как будто бы в другой жизни. Когда после побега было решено нас расстрелять… Я знал, что меня не убьют, верил, что меня защищает Маруся. Прозвучал залп, я упал, меня уже засыпали землей, а потом я стал выкарабкиваться на поверхность. Во время расстрела присутствовал майор Петергоф, вот он меня и забрал к себе. Меня подлечили, а потом отправили в диверсионную школу.

– А какие позывные вашей «Абверкоманды»?

– «Петергоф». По фамилии руководителя нашей группы.

– Несложная комбинация, я думал, что «Абвер» работает потоньше.

– Они работают хитро, в этом им не откажешь, но позывной всегда можно поменять.

– Какие задачи ставило перед вами руководство «Абверкоманды»?

– Нам было поручено закрепиться на железной дороге. Завести среди служащих знакомства и следить за передвижением воинских составов к линии фронта. Желательно узнавать номера частей, каким вооружением обеспечены. Обращать внимание на орудия, военные грузы, боеприпасы, продовольствие. Если есть возможность, подсчитывать количество военной техники.

– Насколько рассчитана ваша командировка?

– На три недели. Если получится закрепиться, то командировку могут продлить.

– Где находится рация?

– Припрятали в лесу. Место приметное. Могу показать.

– Значит, вы готовы с нами работать и заслужить прощение?

– Сделаю все, что в моих силах, – ответил Аверьянов без пафоса.

Почему-то верилось, что так оно и будет.

– У меня к вам есть просьба, товарищ майор.

– А не рано ли для просьб?

– Это очень личное.

– Слушаю.

– Мне бы хотелось повидаться с этой девушкой. Я не знаю, что с ней случилось. Наверняка она думает, что я погиб.

– И в каком же качестве вы у нее появитесь? Здравствуй, дорогая, я – немецкий диверсант, так, что ли?

– Можно что-нибудь придумать.

– Для того чтобы что-то придумывать, нужно сначала заслужить. За нее можете не переживать, у нее все в порядке.

– Вы знаете, о ком я говорю?

– Знаю, – сдержанно отвечал майор.

– Она… сейчас одна?

– После того как перестала получать от вас письма, она поехала в Горький к вашей матери справиться о вас и там узнала, что вы пропали без вести. Совсем недавно вышла замуж за капитана интендантской службы.

Аверьянов прикрыл глаза. Некоторое время он сидел неподвижно, думая о чем-то своем. А когда он вновь открыл глаза и заговорил, майор Волостнов вдруг почувствовал, что перед ним сидит совершенно другой человек, весь потухший, словно переживший только что большое горе.

– Почему от меня уходят все те, кого я люблю?! Я ведь выжил только потому, что у меня была она. А если ее уже для меня нет, меня больше ничего не держит на этом свете. Можете сразу расстрелять.

– Не торопитесь умирать, – чуть строже произнес майор. – Свободы я вам пока не обещаю, но встречу с ней организовать смогу. А там сами решайте, как вам следует поступать. Люди вы взрослые, сами разберетесь в своих отношениях. Но сначала вы мне должны сказать, когда связь с Центром?

– Радиоэфир должен был состояться два дня назад.

– То есть срок уже прошел?

– Есть резервное время. Центр будет выходить на связь еще с неделю. Дальше тянуть уже не стоит, будет подозрительно.

– И все-таки, почему я должен вам поверить?

– Только мне одному известен знак работы радиста под контролем.

– И что это за знак?

– Если радист работает под диктовку контрразведки, в конце второго предложения будет пропущена точка.

– Хорошо, мы подумаем, – кивнул Волостнов и, обратившись к конвойным, стоящим в дверях, распорядился: – Уведите задержанного!

Поднявшись, Аверьянов привычно заложил руки за спину и, сопровождаемый конвойными, зашагал к выходу. Неслышно закрылась дверь.

Майор подошел к сейфу и, вытащив из него пухлое дело семьи Аверьяновых, принялся внимательно вчитываться в текст, перелистывая страницы.

Семейство Аверьяновых в городе было довольно хорошо известно. Еще прадед, освободившись после отмены крепостного права, завел в Вологде ювелирную лавку. Небесталанный и рукастый, он мастерил ювелирные украшения, ожерелья, кольца, браслеты, серьги. Его изделия пользовались спросом по всей области. Так что слыл он человеком весьма уважаемым и был весьма состоятельным. Нередко с заказами к нему обращалось даже волостное начальство.

Впоследствии мастерскую унаследовал старший сын Макар, сумевший преумножить семейное дело, открыв еще четыре магазина. Далее ювелирное ремесло перешло к отцу Михаила, чье хозяйствование пало на семнадцатый год. Два магазина национализировали, третий приспособили под продовольственный склад, а в четвертом разместили жилищную контору. Пятый, сравнительно небольшой магазин, в силу каких-то причин, а может, по прихоти судьбы, оставили за ним, где он продолжил наследственный промысел.

Когда отец ушел на покой, то передал магазин младшему сыну, который унаследовал от предков самобытный талант и недюжинную тягу к творчеству. Особенно удавались ему кольца из серебра, которые он называл «оберегами». Их с удовольствием скупали молодожены, зная, что талант и старания мастера – хороший довесок к настоящей любви и уберегут любовный союз от напасти и дурного навета.

Михаил жил в старой части города: зеленой, очень тенистой, устроенной для покоя, где испокон веков стояли купеческие особняки, коих даже к началу войны, пусть изрядно пообветшавших, но оставалось немало. Здесь царило затишье, какого не встретишь в промышленной части города, – не слышно шума, не доносится грохот, нередкий подле заводов, лишь ветки разросшейся сирени могут робко постучать в окно, тревожа хрустальную тишину. Но это как бы не в счет…

Уложив аккуратно дело Аверьяновых обратно в сейф, Волостнов достал следующую папку, под номером «В-144/39». Дело Марии Никитичны Зотовой. Перевернул первую страницу. На разлинованный шероховатый лист была наклеена фотография привлекательной женщины, способной заворожить, околдовать и, подобно русалке, затащить в такой глубокий омут, из которого возврата не бывает.