Девушка в зеркале была такой, какой я никогда не стану, обладала всем, чего у меня не будет никогда, и тем не менее это была я.

– Вот такой я вижу тебя. Вижу, какой ты могла бы стать на самом деле. У тебя все это будет, – шептала душа. – Только если ты возьмешь мои воды и с ними наложишь чары.

Чары, для которых нужны воды колодца желаний. Они раскрывают истинные возможности. На это способны лишь немногие ведьмы. Те, в ком скрыты задатки величия.

Я чуть отстранилась, выпустила прохладную руку.

– Зачем вы мне это рассказываете?

– Тебя выбрала не я, – сказала девушка. – А сама судьба. А я только служанка судьбы. И твоя. Я всего лишь призрак, но хочу достичь величия и участвовать в великих делах. Те девчонки-ведьмы, которые тебя ненавидят, отдали бы свои души за ту силу, какую я тебе предлагаю, пролили бы океаны крови за единую каплю моей волшебной воды, но я с ними не поделюсь. Они недостойны. Достойна только ты.

Рукой, которую я только что выпустила, она коснулась моих волос. Я увидела в ее сияющей ладони свой локон. Обыкновенный, светлый, в ее пальцах он перенял серебристый блеск. Я вспомнила льдисто-золотые волосы прекрасной, как заря, девушки, которая была мною.

Душа коротко улыбнулась:

– Сабрина Спеллман, я думаю, ты уникальна. Я никогда не позволяла другим ведьмам брать воду из моего колодца, но тебе дозволю. И сочту за честь войти в легенду о тебе.

Я поперхнулась.

– Загадай желание, – поторопила она. – Пожелай всего, чего ты хочешь, и желание сбудется. Опусти руку по запястье в мои воды, произнеси заклинание, и получишь все, о чем мечтает сердце.

Я опустила даже не по запястье, а чуть ли не по локоть. Вода была прохладная, как рука души колодца, как лунный свет, сияющий над другой поляной в этом лесу – той, где я появилась на свет.

– Свет мой зеркальце, прошу об этом, – прошептала душа проникновенно, словно мольбу, словно молитву. – Дай лицу красы, дай сердцу света.

– Свет мой зеркальце, прошу об этом, – шепотом повторила я. – Дай лицу красы, дай сердцу света.

Кто же не мечтает стать красивее и внутри, и снаружи? Чтобы и лицо, и сердце, и весь мир похорошели. Пусть мир станет добрей, прекратит отрывать меня от всего, что я люблю. Будь у меня силы, изменила бы все на свете.

И кажется, я почувствовала, как мир вокруг меняется. Перед глазами замельтешили звездочки, в горле родился сладкий привкус, как будто я выпила что-то очень вкусное. Волоски на руках встали дыбом, их пригладила струя прохладной воды.

И вдруг сквозь шелест деревьев, шепот ветра, сквозь последний всхлип умирающего лета прорезался человеческий голос. Резкий, когда все вокруг было таким гладким, он звал:

– Сабрина!

Мэри Уордвелл всеми силами старалась поверить в волшебство.

Она всегда любила читать и одно время даже мечтала пойти в библиотекари, но идея стать учительницей привлекла ее больше. В детях скрыто столько возможностей! Ей было не по себе, когда на нее смотрели десятки глаз, но видеть, как озаряются светом юные лица, когда дети чему-то учатся, было необычайно приятно. Дети – это словно начало новой книги.

Когда-то и она сама была молода и подавала надежды. Единственный ребенок у стареющих родителей, она росла среди книг и стеснялась всего на свете, особенно своих ровесников. Друзей у нее было мало, но она любила подолгу гулять в лесу и говорила себе: вот вырасту, и все изменится. Отучившись в школе, Мэри поцеловала родителей и уехала искать приключений в большой город.

Самым ярким воспоминанием тех времен был грохочущий поезд, на котором она ехала среди ночи в свою крохотную квартирку. Она, совсем молоденькая, сидела на краешке зеленого сиденья, протертого до дыр и кое-где заплатанного. Однажды поезд на целый час остановился в туннеле, и от скуки пассажиры перестали делать вид, будто не замечают друг друга, и начали разговаривать. Напротив Мэри сидели парень с девушкой одних с ней лет, может, немного постарше, с крашеными волосами и пирсингом, с темной подводкой вокруг глаз. Они смотрели на Мэри, и во взглядах читалось сочувствие пополам с презрением. Когда поезд наконец тронулся, они сказали, что едут на вечеринку, и пригласили Мэри с собой. Эта мысль сверкала и манила, но Мэри стало страшно. Она отказалась. Сказала, может быть, в другой раз.

Но другой раз так никогда и не наступил. Она больше не видела этих роскошных незнакомцев. И ни разу не сходила на вечеринку.

В городе она не продержалась и года.

Родители заболели, и она вернулась домой ухаживать за ними. Когда их не стало, Мэри поняла, что снова уехать у нее не хватит смелости. Ей было страшно менять деревья на небоскребы.

Поэтому она стала учительницей в Гриндейле и поселилась в самом маленьком, самом отдаленном домике. Любовь однажды пришла, но слишком поздно. Поскольку ушедшая любовь и маленький домик не могли насытить жадную до историй душу, Мэри стала собирать городские легенды. Воспоминания хранились в книгах, как засушенные цветы, сберегали свой цвет и аромат, чтобы она однажды наткнулась на них. В Гриндейле она родилась, здесь решила остаться на всю жизнь. Эти легенды были частью ее души, и если она их не откроет, они забудутся навсегда.

Мэри где-то читала, что воспоминания – основа души. Поэтому ей казалось, что, собирая по кусочкам историю города, она сохраняет прочную основу Гриндейла. Некоторые рассказы были столь фантастическими, что в них было трудно поверить, но Мэри Уордвелл очень старалась. Кто-то же должен верить.

Самые древние городские легенды сохранились лишь обрывками, не складываясь в единое целое, но Мэри все равно восхищалась ими. Очаровательные страшные байки о тайнах, скрытых на дне глубоких шахт, о ведьмах, пляшущих в лесу. Она нашла два коротких рассказа о девушке по имени Фрейя, которая кормила своих родных, когда они вмерзли в лед. Истории об отважных охотниках, которые спасли город. Трудные, видать, были времена.

Мэри Уордвелл смеялась, прочитав в одной старинной книге рукописную строчку: «Ни в коем случае не ходите в лес с наступлением темноты». Плакала над рассказами о ведьмах – как ни печально, их преследовали и вешали не только в Салеме, но и в ее родном городе. Однажды она сказала Сьюзи Патнэм, что та может гордиться своими героическими предками. Сьюзи, кажется, не поняла, о чем речь, но все равно ей было приятно.

Мэри Уордвелл считала себя хранителем, который рассказывает городу его собственную историю. Прошлое протягивает будущему горящую свечу – надо только откликнуться и взять огонек.

Она была летописцем, собирателем истины. Ей нравилось думать, что, покуда она корпит над книгами в своем крохотном домике посреди дремучего леса, в городе не случится ничего плохого.

Я не верила своим глазам: из-за деревьев появилась учительница. Эта поляна принадлежала серебристым теням, лунной магии. И человек в твидовом костюме и в очках казался совершенно не на месте.