Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я закрываю лицо ладонями и чувствую, как на ткани проступает влага, пропитывая сухие листья под ней. Может быть, Джека уже не спасти. Не спасти и жителей других городов- праздников. Им всем суждено спать вечно. А под тёмным, как сажа, отчаянием в груди скрывается ещё одно чувство, которое уже пустило корни в самые глубины моей тканевой души. Чувство вины. Если нет возможности исправить то, что я сделала, то нет и искупления. Вина навсегда останется со мной.
В конце концов, я сама хотела этого. Остаться одной. Быть кем угодно, только не королевой. И я получила именно то, чего желала. И возможно, я заслужила это.
Я растворяюсь в мыслях о непрекращающемся кошмаре всего произошедшего и позволяю слезам свободно течь по моим щекам, не вытираю их, не пытаюсь найти утешение. Это я виновата.
Возможно, я никогда больше не смогу поговорить с Джеком. Он не проснётся, как и все остальные. Навсегда останется спящим трупом, чьё сознание погрузилось в непрекращающиеся кошмары.
Боль в груди такая нестерпимая, что я не знаю, сколько ещё смогу её выносить. Опустив руку в карман, я нащупываю клевер, который подарил мне лепрекон. Он обещал, что это принесёт мне удачу, но пока мне совершенно не везёт. Я всхлипываю, погружаясь в полное отчаяние. И вдруг сквозь мои рыдания пробивается чей-то голос. Тихий, неуверенный.
– Мисс, – повторяет голос. – Мисс, меня прислали за вами.
Я убираю руки от лица и вытираю слёзы. Передо мной стоит мальчик в серой пижаме с кроличьими ушками на капюшоне. Он смешно улыбается, так как у него не хватает одного из передних зубов. Кончик его носа слегка розоватый, будто он только что проснулся. Наверняка так и есть.
– Что ты сказал? – переспрашиваю я, уверенная, что ослышалась. Мне показалось, что он произнёс полное предложение без всяких рифм и загадок.
Он подходит чуть ближе и протягивает мне сложенный листок бумаги. Я осторожно беру его и разворачиваю. «Приходи в дом губернатора». Я перечитываю текст ещё несколько раз, затем убираю бумажку в карман.
– А где дом губернатора? – спрашиваю я.
– Я провожу, – отвечает мальчик.
* * *
Он быстро идёт вверх по улице, я стараюсь не отставать.
Мы проходим несколько кварталов, пока дорога не упирается в большой дом из белого камня, над которым собрались низкие, чуть сероватые облака. Будто их специально подвесили здесь на ниточках, как мобиль над детской кроваткой. Или нарисовали акварелью по мокрой бумаге.
На входной двери висит табличка: «Резиденция губернатора». Мальчик поднимается по каменным ступеням, берётся за металлический молоточек и дважды стучит им по деревянной двери.
Мгновение спустя с другой стороны доносятся приближающиеся шаги. Не тяжелый стук сапог или ботинок, а мягкое скольжение носков. Дверь открывается – перед нами стоит высокий худой мужчина, одетый в зелёно-голубую пижаму, его лицо чисто выбрито, в руках свеча в подсвечнике.
– Добрый вечер, – говорит он без всяких рифм и загадок. Мне приходит в голову, что это обычное местное приветствие, так как небо здесь, кажется, всегда остаётся освещённым мягким вечерним светом. Тем временем мужчина внимательно оглядывает меня с головы до ног, а потом кивает, приглашая внутрь. – Сюда, – говорит он.
Я послушно вхожу в дом. Мальчик пропускает меня вперёд, улыбается напоследок и убегает. Его дело сделано.
Высокий мужчина ведёт меня в длинную гостиную, расположенную недалеко от входа.
– Подождите здесь, – говорит он.
Этот человек явно дворецкий, или швейцар, или лакей – как бы они ни назывались в этом мире, – а не сам губернатор.
Пока я жду, у меня есть время осмотреться. Я внимательно разглядываю каждую деталь интерьера, каждую вазу и картину. Прямо на полу разбросаны большие пуховые подушки, на спинках диванов и кресел лежат толстые ватные одеяла, высокие окна свободно пропускают тусклый сумеречный свет, на круглых столиках мерцают восковые свечи, освещая стопки книг. Потолок напоминает ночное небо: на тёмно-синем фоне разбросаны сотни поблёскивающих звёздочек. Просто идеальная комната, чтобы немного вздремнуть после насыщенного дня, а потом перебраться в кровать.
Я прохожу в центр залы и рассматриваю корешки книг, лежащих на журнальном столике, беру их в руки, поглаживаю обложки. Всё это сказки, сборники стихов и древних легенд.
– Здравствуй, – раздаётся за моей спиной глубокий баритон.
От неожиданности я роняю книгу, которую держала в руках.
Обернувшись, я вижу двух человек, стоящих в дверном проёме, это мужчина и женщина. Сухие листья в моей груди вихрем поднимаются к самому горлу, лишая меня дара речи.
Они тряпичные куклы, как и я.
* * *
Как же это странно, всю жизнь чувствовать себя уникальной, единственной в своём роде, считать, что во всей вселенной нет никого, похожего на тебя, и вдруг в одно мгновение осознать, что это совсем не так.
Они всё так же стоят и глядят на меня через длинную гостиную. У них на скулах практически одинаковые стежки синей нити, аккуратно прошитые опытной рукой. Только если у мужчины шов уходит вниз по подбородку, у женщины он, наоборот, взбирается на лоб над правым глазом. У неё длинные прямые волосы алого цвета, а у мужчины – волнистые и каштановые, аккуратно зачёсанные набок. Как и все люди, повстречавшиеся мне в этом мире, они одеты в одинаковые шёлковые пижамы, поверх которых накинуты бархатные халаты такого же цвета, что и ночное небо, нарисованное на потолке. Единственное различие – у мужчины на нагрудном кармане вышит месяц, а у женщины несколько жёлтых звёздочек.
– Мы губернаторы города Грёз, – наконец произносит незнакомец, взглядом приглашая свою спутницу присоединиться к разговору.
В его голосе есть лёгкая певучесть, приятная, располагающая к себе. Но мне достаточно того, что он говорит полными предложениями, а не путаными полунамёками и рифмами.
Губернатор подходит чуть ближе и останавливается возле мягкого кресла, но не садится. Его взгляд по-прежнему прикован ко мне.
– Меня зовут Альберт, а это моя жена Грета. – Он прочищает горло. – Мы слышали, что ты расспрашивала о Песочном человеке.
Он смотрит на меня с любопытством. Возможно, потому, что я выгляжу в точности как они. Одинаковые тряпичные куклы из двух разных миров.
– Верно, – осторожно отвечаю я.
В голове пчелиным ульем роится тысяча мыслей и вопросов, но главное чувство сейчас – облегчение. Я понимаю, что они говорят, а ещё эти