люди не бегут в ужасе, едва заслышав о Песочном человеке. Я делаю глубокий вдох, чтобы немного успокоиться, и продолжаю:

– Меня зовут Салли Скеллингтон. Я прибыла сюда из города Хеллоуина, где я... – Слова застревают в горле, как наждачная бумага. – Я там королева, а мой муж Джек – Тыквенный король. – Я замечаю на лицах свих собеседников странное выражение, будто они не совсем верят моим словам, сомневаются. – У нас случилась беда, – со вздохом произношу я. – Я по ошибке оставила открытой дверь в город Грёз, и теперь...

Пока я говорю, женщина – Грета – подходит ко мне почти вплотную. Её глаза блестят, уголки рта слегка подёргиваются, будто она пытается разгадать какую-то загадку.

– Салли? – вдруг спрашивает она, прерывая меня на полуслове. – Ты сказала, что тебя зовут... – Её глаза подозрительно сужаются. – Салли?

Я встречаю её озадаченный взгляд, лунный свет мерцает на её бледном лице.

– Да, – отвечаю я. – Салли Скеллингтон.

Грета смотрит на меня так, будто уже слышала это имя. Возможно, слухи о новой королеве в городе Хеллоуина просочились и в этот мир. Кто знает, интересуются ли здесь подобными новостями.

Она протягивает руку – я успеваю рассмотреть аккуратный шов на её ладони – и касается моих жёстких волос, бережно пропускает их сквозь пальцы. Моё сердце замирает. Я понимаю, что в её глазах не подозрение. Это узнавание. По её льняной щеке стекает слезинка.

– Салли, – снова говорит она, дотрагиваясь ладонью до моей щеки. Ткань к ткани. – Мы твои родители.

Глава 9

Я просыпаюсь в кровати.

На белых хлопковых простынях.

Надо мной осенние облака, тонкими мазками нарисованные на потолке.

В комнате пахнет сиренью и пылью. Как будто дверь сюда долгое время не открывали, оставив пледы и покрывала на расправу моли. Я сажусь, и всё вокруг плывёт. В ушах снова гудят те самые слова, от которых у меня помутилось в голове, комната закружилась и мир вокруг померк: «Мы – твои родители».

Дрожь пробегает по телу и сейчас, стоит вспомнить взгляд той женщины. Она смотрела так, будто знает меня. Будто я принадлежу ей, а она мне. Как если бы у нас была связь, когда-то так давно, что и не вспомнишь. Возможно, даже во сне. Где-то за пределами реального мира. И всё же, ощутив тот взгляд, я вдруг очень захотела, чтобы её слова были правдой.

Отогнав эту мысль, я решаю осмотреться. Я в спальне идеально квадратной формы, если не считать полукруглого углубления с местом для чтения у окна, выходящего на купающийся в сумерках город – ночь ещё не настала, но день уже закончился. Возле двери горит ночник, мерцая янтарным теплом, а на комоде возле шкафа стоит шкатулка. Мне на ум почему-то приходит, что внутри спрятана крошечная балерина в жёлтой пачке, которая кружится под механическую мелодию, если открыть крышку. Это похоже на воспоминание. Словно я видела эту шкатулку раньше. Любовалась ей. Прикасалась.

Я мотаю головой, чтобы прогнать навязчивые видения. Кто-то провёл детство в этой комнате. Читал книги, устроившись у окна, загадывал желания на падающие звёзды, играл с пальчиковыми куколками, спал, мечтал и наслаждался уютом мягкой кровати, когда родители приходили поцеловать на ночь и сказать, что любят. Но это точно была не я.

И всё же эта комната кажется поразительно знакомой. Это невозможно. Но очень похоже на правду.

Раздаётся тихий стук, и дверь чуть приоткрывается. Грета – дама, которая так нежно дотронулась до моей щеки, – заглядывает в спальню.

– Салли? – осторожно зовёт она. – Ты проснулась?

– Да, – отвечаю я. Мой голос, как у ребёнка, тихий и вкрадчивый.

Грета неуверенно мнётся на пороге, но всё же заходит. И смотрит на меня так, будто я призрачное видение. Сокровенная мечта, которой не суждено сбыться.

– Думаю, мы здорово тебя огорошили, – нервно произносит она и отводит взгляд. Кажется, она боится, что я исчезну, если смотреть слишком пристально. Растворюсь, как утренний туман в первых лучах солнца. – Но и ты нас очень удивила, вернувшись спустя столько лет.

Я спускаю ноги с кровати, голова всё ещё немного кружится.

– Но как... – Я молчу, подбирая слова, а потом качаю головой. – Боюсь, это ошибка. – Эти слова я произношу, глядя прямо на Грету, чтобы постараться по движению швов на лице прочитать её чувства. – Вы не можете быть моими родителями.

Это исключено! Такого поворота сюжета просто не могло произойти в моей истории.

Грета глубоко вздыхает. Кажется, она слишком надолго задержала дыхание – на годы или даже десятилетия – и вот наконец может опять свободно дышать. Она делает неуверенный шаг в мою сторону, словно хочет сесть на кровать рядом со мной, снова нежно дотронуться до моей щеки, но не решается.

– Тебя украли у нас ещё ребёнком, – наконец произносит она, слова даются ей с трудом. – Через несколько дней после твоего двенадцатого дня рождения. – Судорожно вздохнув, она продолжает: – Похититель пробрался в комнату через окно.

Она подходит к стеклу. В неровном мерцании свечи, одиноко стоящей на подоконнике, мне видно её отражение. Торопливые стежки на лице, вишнёво-красные волосы. Совсем как мои.

– Но у меня не может быть семьи, – упрямо качаю я головой. – Я не так на свет появилась. Меня создали в лаборатории. Учёный по имени доктор Финкельштейн.

Грета поворачивается ко мне:

– Эдвин, наш дворецкий, той ночью видел, как незнакомый мужчина уводил тебя в лес. У него было бледное лицо, чёрные глаза-бусины и чересчур большая голова. Так выглядит твой Финкельштейн?

Неужели это правда? И всё равно я боюсь поверить.

– Он был в инвалидном кресле? – немного подумав, спрашиваю я.

Грета хмурится, а потом качает головой.

– Вряд ли.

Я судорожно думаю. Описание доктору Финкельштейну подходит, но как же его инвалидное кресло? Или всё произошло в те времена, когда он ещё мог ходить? Он пробрался в другой мир и похитил девочку из её спальни? Могут слова Греты оказаться правдой?

– Разумеется, мы пытались найти тебя, – тем временем продолжает она. – Но все двери в роще оказались заперты. Через них было не пройти. Наш город очень древний, мы решили, что они просто заросли с другой стороны, раз ими никто больше не пользуется. – Она сглатывает и скрещивает руки на