Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Выпас скота не замедлил сказаться на состоянии хрупкой приполярной экосистемы, так что к 920 г. н. э. почва альпийских лугов была в значительной мере тронута эрозией. В зависимости от природных условий, эрозия влияла на разные регионы по-разному. В некоторых местах толщина почвы даже увеличилась благодаря ветру, переносившему почву из других мест (так называемая эоловая почва), а также благодаря аналогичному влиянию воды (область А на диаграммах); те же процессы увеличивали толщину почвы на возвышенностях на месте бывших кустарников (область В на диаграммах) и в низинах, где исконные леса вырубались и выжигались поселенцами для обустройства пастбищ (область С).
К середине XIV века в горах почти не осталось почвы, и на месте альпийских лугов воцарилась пустыня (область D), в то время как на возвышенностях толщина слоя почвы значительно увеличилась (область Е). К этому же времени в низинах был уничтожен практически весь исконный березовый лес, и эрозии начала подвергаться уже почва низин (область F); этот процесс продолжается по сию пору. Волнистая линия, обозначающая верхний слой почвы на 1341 г., отражает характерную неровность исландских лугов. Грунтовые воды регулярно замерзают и приподнимают тонкий слой почвы, из-за чего исландские луга сплошь состоят из таких маленьких бугорков. Диаграммы воспроизводятся с любезного согласия Эндрю Дугмора и Яна Симпсона.
Начало многовекового похолодания не могло не сказаться на исландской «экономике выживания»; прежде всего была затронута плодородность земель, особенно тех, что повыше в горах. Предсказывать, какой объем сена удастся запасти, в условиях медленно ухудшающегося или, во всяком случае, нестабильного климата стало куда сложнее. Эти изменения, несомненно, лишь подогрели конкуренцию в обществе частных собственников, и без того на этой самой конкуренции построенном. Влияние климатических изменений при желании можно проследить даже в политической нестабильности, какая возникла в Исландии ближе к концу эпохи народовластия, в XIII веке.
Начиная с X века в Исландии периодически наступал голод. Исландия — едва ли не классический пример страны с «экономикой неурожаев», когда все хорошо лишь в том случае, если не стряслось ничего плохого.[98] Нестабильность климата играла тут самую серьезную роль. В иные годы погода бывала великолепной — после хорошего лета и осени богатые зеленые долины и сочные луга позволяли сделать огромные запасы сена. Если же с субарктической погодой не везло, все шло с точностью до наоборот. Особенно плохие времена наступали, когда выпадало несколько холодных и дождливых лет подряд. Еще хуже становилось, когда у северных берегов появлялся лед, в силу чего температура падала еще ниже. Подобные флуктуации климата были краткосрочными, и если вызывали известное падение численности населения, то не сразу, а через несколько лет после серии плохих урожаев.
Если лето выдавалось холодное и дождливое, ни собрать, ни высушить сено было невозможно, а значит, у хозяев не хватало корма для скота на зиму. В такой ситуации землевладельцы первым делом обращались за помощью к особой местной общинной организации, так называемому хреппу (дисл. hreppr), о котором мы подробно поговорим в главе 7. Хреппы через своих представителей контролировали летние выпасы, организовывали общинный труд и в известной мере служили местными страховщиками. Они позволяли снизить риски, однако если проблемы затрагивали регион в целом, ресурсы хреппов быстро истощались. В такой ситуации у хозяев не оставалось иного выбора, кроме массового забоя скота; в результате в округе появлялось очень много мяса, колбасы и съедобного жира, так что жители, как ни странно, тучнели — меню в первую зиму после плохого лета оказывалось куда изобильнее, чем обычно. Но второе плохое лето подряд означало настоящую катастрофу, и хозяева уже лезли из кожи вон, лишь бы прокормить за зиму возможно большее число оставшихся голов скота. Если добавить сюда болезни скота, недостаток кормов и избыток голодных домочадцев, станет ясно, как непросто было делать запасы и тратить их по минимуму, чтобы дотянуть до следующего лета.
Под угрозой голода и мора население обращалось к дополнительным ресурсам, которые, вероятно, не так страдали от переменчивости климата. Начинали есть «неприкосновенный запас» — то есть пищу, которую в обычные годы не трогали, например съедобные лишайники, активнее занимались охотой и собирательством: куда больше обычного ловили рыбу (чаще выходили в море, а на доступных в Исландии лодках это было весьма небезопасное предприятие), охотились на тюленей, собирали съедобные водоросли (дисл. sǫl) в пищу людям[99] и на корм скоту и искали прочий провиант на общинных землях. Почти всегда популяция довольно быстро восстанавливалась. В живых оставалось достаточно молодых женщин детородного возраста, и детей после голодных лет, как правило, рождалось много.
Однако, каким бы крепким ни был народ Исландии в целом, плохие времена отрицательно сказывались на поведении индивидуумов. Судя по сагам, хуторяне делались куда раздражительнее обычного. Сплошь и рядом в сагах встречаются пассажи, подобные следующему, из гл. 5 «Саги о сыновьях Дроплауг»[100] (дисл. Droplaugarsona saga): «А как прошла зима, погода стала хуже некуда, и много скота погибло. Много скота потерял и Торгейр, хозяин со Дворов Хравнкеля». Впрочем, в этом случае виной была не только погода — Торгейр вскоре выяснил, что восемнадцать его овец прибрал к рукам один из соседей.[101] Аналогичным образом следующий эпизод из гл. 4 «Саги о Курином Торире»[102] (дисл. Hœ́nsa-Þóris saga) предшествует описанию распри за сено: «В то лето урожай травы выдался скудный и вдобавок плохой, оттого что она совсем не сохла, и поэтому людям почти совсем не удалось запасти сена». Подобные истории ясно показывают, что если выдавалось несколько плохих лет подряд, то лишь самые богатые хозяева могли рассчитывать, что запасут нужное количество провианта на зиму.
В числе угрожающих исландцам напастей следует назвать не только относительно частые неурожаи, но и относительно нечастые, зато мощные вулканические извержения, естественные на геологически молодом острове. На исландские вулканы приходится ни много ни мало треть общего объема лавы из всех извержений на планете с 1500 года до настоящего времени. Вулканическая деятельность с эпохи заселения до 1500 года была примерно такой же интенсивности, и слои пепла, лежащие в толще почвы по всему острову, свидетельствуют о регулярных извержениях в этот период. Каждые десять с чем-то лет в какой-нибудь части острова обязательно случалось извержение, впрочем, между повторными извержениями в одних и тех же местах, как правило, проходило много лет — успевали смениться два, а то и три-четыре поколения. При подобной частоте извержений — высокой с точки зрения геологии, но очень низкой с человеческой точки зрения — как-либо готовиться к этим катастрофам не имело ни малейшего практического смысла.