где он всю ночь поил чаем Аиседору Дункан и ее свиту и слушал ее брюзжание. Сегодня целый день не удалось никого отыскать, кто снял бы с нашего сотрудника эту обузу. Придется вторую ночь проделать то же самое», – жаловался Георгий Чичерин.

На следующий день танцовщице и ее спутницам выделили квартиру прима-балерины Большого театра Екатерины Гельцер, находившейся в турне. Ирма с облегчением выдохнула, что больше не придется жить в крысином отеле, чье название показалось бы издевательством всем, кто знал лондонский «Савой». Не без иронии говорил о гостинице и другой знаменитый постоялец – писатель Джон Стейнбек. В 1947 году он путешествовал с фоторепортером Робертом Капой по Советскому Союзу и останавливался в московском «Савое» – в то время гостиница уже четырнадцать лет принадлежала «Интуристу».

Стейнбек писал в «Русском дневнике», что им достался номер, вызывавший черную зависть у других постояльцев: большой, с высоким потолком, с гарнитуром из мореного дуба. Альков для кроватей закрывал занавес, три огромных двойных окна выходили на улицу, и главное, гости обладали собственной ванной комнатой – правда, с некоторыми особенностями.

Дверь упиралась в ванну – приходилось открывать ее, шагать за умывальник, закрывать, только после этого получалось ходить по комнате. Ванна шаталась на ножках – одно неловкое движение, и вода проливалась на пол. «Это была старая ванна, может быть, даже дореволюционная, поэтому эмаль на ее дне стерлась, обнажив поверхность, немного напоминавшую наждачную бумагу. Капа, который оказался очень нежным созданием, обнаружил, что после водных процедур у него появились кровоточащие царапины, и в дальнейшем принимал ванну только в трусах», – признавался Джон Стейнбек.

Однако если мы зайдем в «Савой», слова Стейнбека, как и фраза Ирмы Дункан про крысиный отель, вызовут недоумение – после реставраций к гостинице вернулся блеск начала XX века. В вестибюле сияет мрамор, мерцают подвески люстр, сверкает позолоченная лепнина – если бы там оказался Георгий Чичерин, он не назвал бы «Савой» невзрачным!

На углу Рождественки и Пушечной стоит величественное пятиэтажное здание отеля с полуротондой – ее облепляют колонны и завершает балкон на уровне третьего этажа. Между окнами пятого этажа тянутся пилястры, сверху вырисовываются цифры «1912» – подсказка, оставленная архитектором Виктором Величкиным о дате строительства. В то время модерн вышел из моды, сменившись неоклассицизмом – историк архитектуры Дмитрий Швидковский писал, что зодчих и заказчиков захватила ностальгия по классической гармонии, они обратились к наследию мастеров XVIII и XIX веков.

Величкин не стал исключением, оформив фасад в неоклассическом стиле: лавровые венки – символы славы – обвивают медальоны с маскаронами, по бокам горят факелы – символы знания; грифоны держат рога изобилия, крылатые богини Славы поднимают венки. Лепной декор напоминает ампирные особнячки, заполнившие улицы Москвы после Отечественной войны 1812 года. Подобные архитектурные цитаты не случайны – Виктор Величкин проектировал здание накануне столетнего юбилея этого события.

На фасаде дома в букву «S» извиваются саламандры, будто пытаясь выползти из медальонов, но их охраняют грозные маски сфинксов, символы мудрости, – это подсказка архитектора о заказчике. Здание построило страховое товарищество «Саламандра», одно из самых крупных в дореволюционной России. Только представьте, в 1910 году компания заработала более двадцати восьми миллионов рублей! Как можно догадаться по названию, товарищество выбрало символом саламандру – эта ящерица, по легенде, не боится пожаров, ее тело настолько холодное, что гасит огонь прикосновением, словно лед. «Горю и не сгораю» – так звучал девиз компании.

Страховая компания снимала помещение на Пушечной улице, тогда Софийке, и давно хотела построить собственный дом, но не находила подходящего места, пока не подвернулся участок на углу с Рождественкой, который товарищество купило в 1909 году у Ольги Туркестановой – княгиня владела еще двумя соседними домами на Софийке, где работал легендарный ресторан «Альпийская роза», а рядом гостиница с таким же названием. Любопытно, что компания пригласила Виктора Величкина – архитектор начинал карьеру у конкурентов, в страховом обществе «Россия».

На первом и втором этажах нового дома разместилась московская контора «Саламандры», верхние этажи заняла фешенебельная гостиница на сто тридцать номеров. «Не только доступный по цене, но прямо дешевый, этот отель по комфорту не уступает самым дорогим, так как во всех номерах устраивается телефон, в стенах будут вделаны несгораемые шкафы, и на каждые два номера имеется ванна», – писала газета «Московский листок». Гостиницу открыли 30 марта 1913 года в дни празднования 300-летия Дома Романовых, первые постояльцы приехали в Москву на юбилейные торжества. Гости попадали в отель через вход на Рождественке, которым пользовались и посетители конторы, а другая дверь, на Софийке, вела в венское кафе на первом этаже – оно превратилось в ресторан в советское время и остается им по сей день.

Историки выдвигают несколько версий, почему гостиница и кофейня получили название «Савой». Возможно, в честь блистательного лондонского отеля – тут мы сразу представляем усмешку Ирмы Дункан! Вполне вероятно, что название связывали с Савойей, исторической областью на юго-востоке Франции, – оно символизировало роскошь и богатство савойских герцогов или напоминало о Савойских Альпах и отсылало к «Альпийской розе». Такой реверанс соседу делали неспроста – ресторан и гостиницу «Альпийская роза» содержало одноименное акционерное общество, которое как раз управляло отелем и кафе «Савой». Общество учредил предприниматель Александр Михайлов.

Иногда рассказывают, будто гостиницу сначала назвали «Берлином», ведь рядом находился Немецкий клуб. В Первую мировую войну ее якобы переименовали из-за антигерманских настроений, но это не так – «Савой» путают с другим отелем на Рождественке, в доме № 12. Там существовала гостиница «Берлин» с рестораном, получившая название «Париж-Англия» в 1914 году. Не «Берлин» стал «Савоем», а наоборот. В 1958 году «Савой» превратили в «Берлин» – в знак дружбы с ГДР. Почти через тридцать лет отель закрыли на реконструкцию, после чего вернули прежнее имя.

Кафе «Савой» на первом этаже отделывал гражданский инженер Павел Висневский – архитектор переехал в Москву из Петербурга в начале XX века восстанавливать гостиницу «Метрополь» после пожара и позже открыл строительную контору на Большой Дмитровке. Интерьерами «Савоя» Висневский занимался одновременно с перестройкой ресторана «Альпийская роза». Гражданский инженер привлек талантливого художника Августа Томашки – мастер работал с такими популярными архитекторами, как Петр Бойцов, Франц Шехтель, Роман Клейн, оформлял богатые московские особняки, в том числе дом Николая Игумнова на Большой Якиманке и