миллион рублей, чтобы он взял вину на себя. Воронин согласился, брак расторгли, Веру окружила золотая молодежь и захватили вечеринки. «Начала кутить, потеряв всякий стыд и совесть», – так отзывался о девушке мемуарист Николай Варенцов, передавая городские сплетни. В тридцать лет Вера наконец встретила рыцаря на белом коне – гвардейского поручика Алексея Гонецкого, рокового красавца, и потеряла голову от любви.

Вероятно, Фирсанова пленила двадцатипятилетнего Гонецкого не только деньгами – образованная, обворожительная, с пытливым умом и неутомимой энергией, предпринимательница вела коммерческие проекты отца и вызывала восхищение. В 1892 году сыграли свадьбу, окрыленная Вера выдала мужу полную доверенность на управление делами и перевела на его имя дом, имение и Сандуновские бани, на месте которых Алексей задумал построить новые – для этого организовали конкурс, выбрали проект Бориса Фрейденберга, и в 1894 году архитектор начал масштабные работы.

Фрейденберг возвел целый комплекс зданий с собственной электростанцией, котельной, ремонтными мастерскими. Вдоль улицы вырос нарядный доходный дом с магазинами и квартирами, которые сдавали в аренду, что приносило сорок процентов дохода. Ворота в центре дома вели в арабский дворик, где притаился корпус с номерами – блоками комнат с ванной, парной и душем. Общие бани занимали другое здание, расположенное за доходным домом, и делились на шесть разрядов по цене: женские – по пять, десять и тридцать копеек, мужские – по пять, десять и пятьдесят копеек.

Бани открыли в мае 1896 года – в то время Борис Фрейденберг уже покинул Москву, работы заканчивал его помощник Сергей Калугин. По официальной версии, архитектор уехал из-за болезни, но в гостиных болтали, что Фрейденбергу пришлось разорвать контракт из-за взбалмошного характера заказчика. Любопытно, что в строительстве бань участвовал архитектор Владимир Чагин – через пятьдесят лет, в советские годы, он руководил реставрацией Сандунов. Бани работают до сих пор – в санитарные дни, по вторникам, там проводят экскурсии.

Давайте представим, что мы перенеслись в конец XIX века и попали в самый роскошный мужской разряд общих бань, где сохранились интерьеры в духе эклектики. Входим в вестибюль, оформленный в стиле рококо, и платим за вход пятьдесят копеек. Перед нами раздваивается мраморная лестница – закругляясь, она огибает стены, покрытые керамической плиткой, ползет мимо живописных картин и ниш со скульптурами, соединяясь на верхней площадке. Лестницу окружает ажурная кованая решетка. Мы словно в морском царстве, где Посейдон ударил трезубцем, усыпав своды позолоченными ракушками и причудливыми завитками. Кажется, плывут рыболовные сетки, пенятся волны – вот-вот они вынесут на берег Афродиту.

Заходим в готическую раздевальню и присаживаемся на кожаные диваны, украшенные искусной резьбой по дереву – она перекидывается на дверные порталы, стрельчатые окна, панели на стенах и балки на потолке. Мы будто в старинном фамильном замке в духе английской готики, где живут потомственные аристократы – не случайно деревянную отделку комнаты изготовила мебельная фабрика Павла Шмита, оформлявшая богатые московские дома, например, особняк Бориса Святополк-Четвертинского на Поварской. В конце XIX века в раздевальне работала парикмахерская и читальня с интерьерами в духе Ренессанса, а те посетители, кто не курил, отдыхали в желтой гостиной в мавританском стиле.

Мы попадаем в просторную мыльню, где стояли скамьи, специально каменные, чтобы не загрязнялись, и ванны, эмалированные и фарфоровые, – они не так пачкались, как мраморные. Посетители проходили в ирландскую сухую баню и русскую горячую – парильню. «Кругом, как и всегда в мыльной, шлепанье по голому мокрому телу, шипенье воды, рвущейся из кранов в шайки, плеск окачивающихся, дождевой шумок душей – и не слышно человеческих голосов. Как всегда, в раздевальнях – болтают, в мыльне – молчат, в горячей – гогочут», – рассказывал Владимир Гиляровский.

Перемещаемся в зал с бассейном, отделанный в помпейском стиле. Стены облицовывает норвежский мрамор с особым блеском, стеклянный потолок поддерживают колонны с каннелюрами – вертикальными желобками. Художница Маргарита Сабашникова вспоминала, что Сандуны превосходили по пышности и величию знаменитые термы императора Каракаллы в Риме, мы с вами в этом убедились.

Однако история повторилась – появились новые бани, разбился еще один брак. Спустя шесть лет семейной жизни Вера узнала, что муж уехал с любовницей путешествовать по Европе. Ходили сплетни, жена подписала банковские чеки для строительства, а Алексей покрыл ими долги и принялся сорить деньгами. Обманутая Вера нашла в себе силы не только разорвать чары любви, но и исправить ошибки. Чтобы возвратить имущество, предпринимательница обратилась к Федору Плевако, и адвокат подсказал лазейку – по закону Вера могла вернуть щедрые подарки, если к ней проявили явное непочтение, измена мужа попадала под такую формулировку.

Вере пришлось изрядно похлопотать – писать императору Николаю Второму, позже его дяде, великому князю Сергею Александровичу, московскому генерал-губернатору. Развод обернулся громким скандалом, по слухам, Вера и второму мужу заплатила миллион рублей, но вернула свое имущество, а заодно и девичью фамилию. Гонецкий отправился в Южную Африку на Англо-бурскую войну, а Фирсанова больше не выходила замуж и не посвящала кавалеров в коммерческие дела, успешно справляясь в одиночку.

Судьба Веры после революции окутана легендами. Рассказывают, Фирсанова ютилась в коммуналке на Арбате, и в 20-х годах Федор Шаляпин помог ей эмигрировать в Париж – Вера представилась костюмершей театральной труппы, выезжавшей на гастроли во Францию. Сандуны, повлиявшие на семейный разлад, сами не пострадали – бани сначала пережили ссору Сандуновых, позже, в новом облике, выстояли после развода Гонецких и продолжили работать в советское время. О распрях бывших владельцев давно забыли, а слава легендарных бань гремит до сих пор.

Сандуновские бани: ул. Неглинная, д. 14, стр. 4

Заключение

Машина времени останавливается, и наше путешествие в прошлое подходит к концу. Мы, словно Буратино, совали нос за закрытые двери, подглядывали в замочные скважины и радовались золотому ключику, который пропускал в таинственный мир историй, спрятанных за стенами домов. Мы видели, как Александр Чертков, чувствуя себя одиноким и покинутым в опустевшей усадьбе, просил учителя сына занять комнаты жены, а Александра Коншина окружала себя кошками, не доверяя людям. Мы слышали, как Иван Архаров шутил, что зажарит любую дочь для дорогого гостя, и называл соседа дураком и простофилей, рекомендуя на службу.

Мы стали свидетелями разыгравшихся драм – на наших глазах Григорий Чертков, исполнив мечту