в камере предварительного заключения, знаю-знаю. Но здесь гораздо более интимно, тебе не кажется? — его пристальный взгляд беззастенчиво прошёлся по всей длине её тела. — Никакого риска, что нас прервут, — добавил он, а затем сделал ещё один глоток пива.

Она почувствовала, что снова краснеет. Его игра с ней была жестокой, намеренной и, как она напомнила себе, оскорбительной. Но она должна была быть умной. Она должна была сохранять самообладание, не провоцируя его. Он был спокоен, он контролировал себя, но Кейтлин слишком хорошо знала его импульсивную сторону, безрассудную и эгоцентричную сторону. И она знала, что, достаточно возбуждённый или разгневанный, он мог забыть о последствиях.

Он опустил руку и прижал бутылку пива к согнутому колену, его ноги всё ещё были небрежно раздвинуты. Он изощренно слизнул пиво с нижней губы способом, который она сочла болезненно провокационным. Она не хотела думать о сексе, но просто находиться в его присутствии было достаточно, чтобы разжечь обычно сдержанную часть её натуры. Одна мысль об этом заставляла каждое нервное окончание воспламеняться в панике. Перспектива секса с ним всегда казалась невозможной, несмотря на то, что это слишком часто терзало её совесть.

Но здесь, наедине с ним, в его постели, это внезапно показалось слишком осуществимым — особенно когда он смотрел на неё так, словно мог проглотить её просто забавы ради. Беззастенчивый, уверенный в себе, опытный хищник Кейн уже разрушал её убеждения. Кейн, который без колебаний брал всё, что хотел, когда хотел и как хотел — точно так, как сказал Роб. Секс с ним не был бы нежным — он был бы властным и жестоким. Кейн Мэллой явно презирал то, кем она была, и явно ещё больше презирал то, что она преследовала его.

— Итак, — сказал он. — Знают ли остальные члены твоей команды, насколько личной является твоя миссия преследовать меня?

Сразу к делу. Она почти почувствовала облегчение.

— Я взяла тебя, потому что у меня была хорошая зацепка. Всё остальное стало бонусом.

— Но ты, наверняка, знала, что я не признаюсь, а это значит, что у тебя, вероятно, всё зависело от возможности прочесть меня. Это чертовски рискованная стратегия.

— Я знаю о твоих контактах с Джаском Тао.

Он почти улыбнулся.

— Ты собиралась шантажировать меня?

— Если бы мне пришлось.

— И ты думала, что это сработает?

— Я бы сделала всё возможное, чтобы продержать тебя там достаточно долго, чтобы прочитать тебя.

— Ясно, — заметил он и сделал ещё один глоток.

— Когда я присоединилась к ПКВ, я поискала в архивах информацию о смерти моих родителей. В двух отдельных отчётах экстрасенсов говорилось одно и то же: что их астральные тела были захвачены, а души всё ещё оставались нетронутыми; их души не перешли в загробную жизнь. Но там было слишком мало того, что я могла исследовать, не имея названия для продолжения. Ни один третий вид не стал бы разговаривать со мной из-за моей работы и моих связей. У меня заканчивались варианты. И время.

— И ты начала искать меня.

— Я знала, что ты не обычный вампир. Что говорили люди. То, как ты себя вёл. Исследование, которое я провела. Я, так или иначе, собиралась взять тебя, но да, я надеялась найти что-нибудь в своём чтении теней.

— Но никто из твоих коллег не знал, чем ты занималась? Даже Макс?

— Никто никогда не верил мне, что смерти моих родителей были связаны.

— Ну-ну, у золотой девочки есть коварная жилка.

Она знала, что нельзя терять времени, что он, должно быть, уже спланировал, что собирается с ней сделать, но слова всё равно застряли в её горле, даже когда она это сказала:

— Я хочу заключить с тобой сделку. Тварь, которая убила моих родителей, придёт и за мной тоже. Помоги мне убить её, и я дам тебе то, что ты хочешь.

Его молчание, его пренебрежительная улыбка разозлили её.

— Ему нужна моя душа, Кейн, — добавила она. — И, очевидно, тебе тоже.

— Но это произойдет только через три дня. К тому времени я с тобой закончу.

Её пульс участился от его беспечности, поскольку она изо всех сил пыталась подавить своё раздражение и панику.

— Чтобы добраться до моей души, тебе нужно моё сердце. Пока что у тебя нет ни малейшей надежды добраться до неё, без шансов. Я предлагаю тебе путь внутрь. Будешь дураком, если не примешь его.

— Такая убеждённость.

— Я серьёзно, Кейн.

Его пристальный взгляд снова насмешливо скользнул по ней.

— Так ты советуешь, что мне лучше брать то, что я хочу, пока могу?

В животе у неё всё перевернулось. Она прищурила глаза от пассивной угрозы.

— Почему бы и нет? Помоги мне ненавидеть тебя ещё больше. Это поможет твоему делу.

И она ненавидела его. Ненавидела его за то, что он отклонил её просьбу, как будто она ничего не значила. Ненавидела его за то, что он был настолько высокомерным, что думал, что он всё ещё может соблазнить её. Ненавидела тот факт, что он изначально принёс её сюда.

И когда он сверкнул намёком на эту сексуальную улыбку, на эти смертельно соблазнительные резцы, она возненавидела то, как он воспламенил её изнутри.

Ненавидела тот факт, что он был таким чертовски сексуальным. Таким чертовски плохим. Так что, будь проклято всё, что глубоко внутри она жаждала.

Ненавидела тот факт, что она хотела его, несмотря на то, что знала, что он был ядом. Ядом настолько смертельным, что если бы она впустила его в свой организм, всё было бы кончено.

Тишина заполнила пространство между ними, когда вызывающий взгляд Кейтлин с негодованием встретился с его глазами.

Если бы он, в самом деле, не нуждался в ней, её воинственность и дерзость побудили бы его без колебаний проявить свою похоть. Никто так на него не смотрел. И уж точно не агент ПКВ.

Но ставки были слишком высоки.

Кроме того, ненависть была менее болезненной, чем любовь, и он не собирался быть таким милосердным. Ведь как бы она ни была сердита, Кейн видел выражение её глаз, когда выходил из душа. Он видел пронзительный взгляд, который она отвела, когда он уронил полотенце. Кейтлин, которая этим простым мимолётным поступком выдала, что она не просто неопытна, но и обольстительно застенчива.

Он наблюдал за ней достаточно долго, чтобы знать, что в рабочем режиме она была смелой, порывистой и расчётливой. Но только потому, что у неё был контроль, где существовали границы и протокол. Здесь она чувствовала себя неловко и неуверенно — и не только из-за смены