Во Франции мая 1968 года парижский Латинский квартал стал ареной столкновений и драк между местной администрацией и студентами. Беспорядки быстро охватили все секторы экономики страны. С 13 мая Франция полностью парализована. 24 мая де Голль выступает на французском телевидении с обращением. Он сидит за письменным столом с серьезным видом человека, отвечающего за свои действия. Его слушают, его речь обсуждают, совершенно не принимая во внимание прозвучавшие в ней предупреждения: «Вот уже почти тридцать лет серьезные потрясения ставят передо мной задачу добиться того, чтобы Франция сама решала свою судьбу, и не допустить, чтобы кто-то решал за нее. Я готов и на этот раз. Но в этот раз, особенно в этот раз, мне необходимо подтверждение от французского народа, что он действительно этого хочет. Это самый прямой и самый демократичный из всех возможных способов – референдум». Итак, мы видим уже немолодого человека, который, выступая на телевидении, говорит о Франции в «революционном» контексте. К нему почти не прислушиваются, уличные протесты продолжаются. Но он государственный деятель, и в нем просыпается стратег. 29 мая генерал де Голль исчезает в неизвестном направлении. Всеобщая растерянность. Даже премьер-министр не знает, где находится президент. Выдвигаются разные предположения. Он в Баден-Бадене, его принимает генерал Массю. Не собирается ли он уйти в отставку? Не пытается ли заручиться поддержкой армии? А может, хочет осмотреться, притормозить с принятием решения? По возвращении в Париж на следующий день его речь звучит решительно. Президент-генерал производит сильное впечатление, точнее, его голос во время выступления 30 мая 1968 года. Я был тогда студентом медицинского факультета в Париже, и помню все, как будто это было вчера. На часах 4 пополудни, генерал произносит речь по телевизору, но экран мертв. Картинку заменяет его голос. Мы не видим генерала. Мы слушаем его, слышим твердые интонации без малейшей капли сомнения. Тембр, ритм, музыка навсегда запечатлелись в моей памяти: «Француженки и французы, являясь гарантом национальной и республиканской законности, я рассмотрел за последние сутки все без исключения факторы, позволяющие мне ее сохранить. Я принял следующие решения. В создавшихся условиях я не уйду… Сегодня я распускаю Национальное собрание… Что касается парламентских выборов, они пройдут в сроки, установленные Конституцией, если только мы не увидим, что французскому народу затыкают рот, не давая ему высказаться, так же как мешают ему жить, и теми же методами, какими мешают студентам учиться, учителям – учить, а рабочим – работать… Эти методы – запугивание, дезинформация и тирания, используемые некоторыми группами… Франции действительно угрожает диктатура. Но этому не бывать, республика выстоит! Народ не уступит свои права. Вместе со свободой он добьется мира, независимости и прогресса! Да здравствует республика! Да здравствует Франция!»

Эта замечательная стратегия не только вносит в коллективное бессознательное страх отсутствия, абстрактности самого персонажа, уступающего место «республике», но и, что особенно важно, делает из де Голля легенду. Он – голос свободы: «…Если только мы не увидим, что французскому народу затыкают рот…» Но это не все содержание его голоса. Де Голль представляется слушателям самым лучшим Отцом. Он сделал из телевидения средство массовой информации, которое выходит за рамки изображения, он сделал из него инструмент речи, для которого пустой экран – один из приемов.

Необходимые свойства голоса

Голос лидера отвечает техническим и физическим требованиям. Он должен иметь низкие частоты, которые успокаивают, и непременно высокие частоты, чтобы голос был объемнее и заполнял большее пространство. В опере такое разделение подчеркивает дихотомию низких и высоких тонов. Задача высокого голоса – донести послание, поэтому у героев и героинь высокие, как в хоре, тесситуры. Это голоса сопрано, которые рассказывают историю, в то время как голоса-альты задают ритм, обволакивают и поддерживают мелодию. У Дездемоны и Отелло высокие голоса. Это, конечно, всего лишь правила, и наиболее изобретательные композиторы то и дело отступают от них.

А вот другой пример разделения голосов на высокие и низкие, которое касается не только любителей оперы: на вокзалах пассажиров предупреждают о карманниках мужскими голосами (нужно успокоить), в то время как объявления о расписании, номерах путей или станциях назначения делают женским голосом (нужно проинформировать). Голос лидера должен уметь переходить с одного регистра на другой, в противоположность голосу оперного певца. Макиавелли писал, что государь должен быть одновременно львом и лисой. Другими словами, он должен уметь и рычать, и лаять. Он должен доказывать свой авторитет и в то же время успокаивать толпу. Помимо этих защитных вибраций, хищнику необходимо умение играть на страхе, чувстве опасности, незащищенности, чтобы упрочить свою власть. Политики взяли на вооружение эти приемы Макиавелли.

Еще одно важное, на мой взгляд, свойство: в голосе лидера должны слышаться невзгоды, которыми испытывала его жизнь – такая же, как у каждого из нас, непохожая на историю героя кинофильма, персонажа театрального или оперного спектакля. Только при этом условии мы отдаем ему предпочтение на выборах. Голос лидера должен быть песней, которая нам знакома. У нее есть свой собственный припев, но она должна увлекать нас за собой, как «Yes we can» Обамы, ставшее «Let it be»[21] всего поколения.

Большие дети

Между голосом, который управляет, и голосом – инструментом манипулирования существует тонкая грань, о которой политик не должен забывать. Если лидер хочет увлечь за собой людей, то одними только личными качествами ему не обойтись, он обязан знать условия жизни толпы, говорить на ее языке.

Именно этого не понял в свое время Гувер. В 1932 году в Соединенных Штатах кампания по переизбранию Герберта Гувера показала, что он полностью оторван от реальности. В чем же причина? Имя Гувера в 20-х годах было синонимом процветания. В стране была полная занятость. Но в начале 30-х годов предприятия Гувера уволили и обрекли на безработицу массу рабочих, которые все это время молились на Гувера, а теперь чувствовали себя обманутыми. Так Гувера, которого еще недавно восхваляли, теперь стали поносить: его имя ассоциировалось с потерей работы. Интереснейший анализ Клайда Миллера показывает, почему в тот момент Рузвельту удалось провозгласить новый принцип перераспределения доходов и политику «New Deal»[22], другими словами, новый договор.

Если первое условие – соответствовать ожиданиям толпы – выполнено, то у лидера может возникнуть соблазн прибегнуть к манипуляции. Толпу обмануть легко. Став послушной, она ведет себя как подросток: в ней говорят эмоции, а не разум, она полна иллюзий, но не видит реальности. Есть некая глубинная связь между голосом, который нами управляет, и народом – ребенком, жаждущим услышать какую-нибудь историю, чтобы в нее поверить. Если индивидуум обращается к другому индивидууму, то разум обоих превалирует над эмоциями, тогда как у лидера, обращающегося к толпе, все происходит наоборот.