Чалый умер, застыли скрюченные конечности. Дрогнул фонарь. Тьма забиралась в душу капитана, он впадал в какое-то предательское оцепенение. Снова столько усилий, и все впустую.

– Товарищ капитан, он солдата застрелил, – глухо проговорил Луговой. – Насмерть, сука! Молодой был парень, восемнадцать лет. Еще одного в плечо ранил. Сами виноваты. Зачем под пули выскочили?

Подполковник Окладников был бледен, перекладывал на столе какие-то бумаги, прятал глаза. Утреннее солнце пробивалось сквозь листву и занавески, зайчики плясали по дрожащим рукам начальника городской милиции.

Сегодня препятствий на пути в кабинет у Ивана не возникло. Секретарша обнаружила на пороге сумрачного контрразведчика, изобразила покорность и подбородком показала на дверь.

– Да, товарищ Осокин, я уже в курсе случившегося, – неохотно пробормотал Окладников. – Это невероятно, мы все потрясены. Лейтенант Чалый ловко маскировался, исправно выполнял свои служебные обязанности. Подождите. – Окладников осмелел, поднял глаза. – У вас есть доказательства причастности Чалого к работе на немецкую разведку?

– Есть, товарищ подполковник. Но я не обязан перед вами отчитываться. По-вашему выходит, что такие вот ночные события в порядке вещей? Чалый оказал вооруженное сопротивление, застрелил красноармейца, ранил другого. Ошибся человек, принял нас за грабителей? Не смешите, товарищ подполковник. Советский гражданин не станет стрелять в сотрудников контрразведки. У вас под носом долгое время орудовал махровый враг, а вы полностью утратили бдительность.

– Знаете, товарищ Осокин, возможно, я допустил в работе ряд просчетов. – Голос подполковника подрагивал от напряжения и стыда за то, что он вынужден был оправдываться. – Это неизбежно при такой загрузке. Криминальную обстановку в городе вы знаете не хуже меня. Мы все допускаем ошибки. Я отвечу перед своим начальством. Ваши люди этой ночью тоже повели себя не лучшим образом, застрелили преступника и допустили гибель солдата. Почему вы сразу не предупредили меня о том, что собираетесь брать Чалого? Мы могли бы совместно разработать план и взять его тихо. Почему вы так смотрите на меня, товарищ Осокин?

Иван насилу сдерживался. Ежу понятно, что у Чалого могли быть сообщники в райотделе. А то, что знают двое, знает и свинья! Начальник милиции выдержал тяжелый взгляд, но было видно, что на душе у него такой же мрак.

– Не будем выяснять отношения, Юрий Константинович, – миролюбиво предложил Осокин. – Иначе далеко зайдем, а у нас, если помните, одна цель. Выражаю пожелание своего начальства. Вам следует провести серьезную работу среди личного состава. Выясните, с кем контактировал Чалый, чем занимался в неслужебное время. Для нас важно все, понимаете? Ваши ошибки и огрехи нам не интересны. Пусть этим занимается ваше начальство. Приоритетная цель – выявление вражеской агентурной сети, действующей в городе. Надеемся на ваше содействие. Кстати, какие у вас отношения со вторым секретарем горкома Грановским? Судя по тому, что я вчера видел, они весьма теплые, не так ли?

– Не понимаю, почему вам это интересно. – Взгляд подполковника тоже отяжелел. – Что плохого в том, что мы поддерживаем дружеские отношения? С Вячеславом Федоровичем мы давние знакомые, вместе работали в милиции в тридцатые годы, дружили семьями. Потом его по рекомендации управления стали продвигать по партийной линии, а я остался в органах. Три месяца назад он вернулся из Тулы в наш город, был назначен вторым секретарем и успешно справляется с работой. Семья Вячеслава Федоровича находится в эвакуации в Ярославле. Летом прошлого года товарищ Грановский руководил райкомом партии в Ростове-на-Дону, не бежал в эвакуацию, как многие, оставался со своими людьми до последнего, а потом вместе с частями Красной армии пробивался из окружения, несколько месяцев провел в партизанском отряде, был вывезен в тыл самолетом.

– Нисколько не сомневаюсь в достойном поведении товарища Грановского, – сухо отозвался Иван. – Как и в том, что человек находится на своем месте. Счастливо оставаться, Юрий Константинович. Надеюсь, мы услышали друг друга?

– Явилось светлое солнышко, глаза бы мои тебя не видели, – процедил подполковник Редников. – Что случилось, капитан, где твоя хватка? Отдел не выполнил поставленную задачу. В итоге имеем два трупа.

– Мы работаем, товарищ подполковник. За все случившееся готов нести ответственность. Выбор был небогатый – пристрелить лазутчика либо дать ему уйти. Чалый оказался профессионалом.

– А вы – нет, – со вздохом сказал Редников. – Мы снова утешаемся лишь тем, что одним лазутчиком в городе стало меньше. Этого недостаточно. Не надо жаловаться на нехватку личного состава. У тебя вполне работоспособная группа. Есть соображения?

– Будем прорабатывать связи Чалого. Соответствующее указание дано руководству милиции. Если Окладников не хочет попасть под далеко идущие оргвыводы, то он сделает все возможное. Пусть подключает нештатных сотрудников, стукачей, кого угодно. Опросим соседей по дому. С одним из них я уже имел честь познакомиться. Нужна ниточка, товарищ подполковник. Мы обязательно ее найдем и потянем.

– Двое суток, Осокин. – Редников пронзительно смотрел в глаза капитана. – Если за это время не потянешь, то придется делать оргвыводы уже в отношении тебя. Ты это понимаешь?

– Отчетливо, товарищ подполковник.

– Ступай.

– Есть! – Осокин шагнул к двери, замялся на пороге и спросил: – Вас беспокоит что-то еще, Виктор Афанасьевич?

– Не в том месте ты наблюдательный, – заявил Редников. – Ладно. Неприятности ходят парой. От Лазаря двое суток нет вестей. Мы склонны полагать, что наш агент в разведшколе провалился. Если так, то это тяжелая потеря. Без него мы теперь как без рук.

– Может, стоит подождать, товарищ подполковник? Наш агент затаился, затих, и этому есть объяснение. Группа диверсантов подверглась нападению на нашей территории. Абвер правильно полагает, что это не случайность. Сработал советский «крот». В первую очередь немцы будут проверять сотрудников школы, где проходила подготовка к заброске. Лазарь окажется в круге подозреваемых. Но лишь одним из многих. Их задержали, либо за ними установлена слежка. В таких условиях агент, разумеется, не осмелится выйти на связь. Или же он не имеет такой возможности. Лазарь опытный работник, товарищ подполковник, он справится. Я могу идти?

– А ты еще не ушел?

В обеденное время оперативники собрались в отделе. Результат работы – ноль. Особого веселья по этому поводу товарищи офицеры не испытывали.

– Тот самый Петрович, который вчера чуть не отправился в ящик, сегодня безобразно пьян, – сказал Моргунов. – У человека был шок, то есть повод набраться. Я протрезвил гражданина, насколько это было возможно. Сосед Валентин был в его представлении заурядным ментом. Иногда они перебрасывались парой слов. Разговоры о себе Чалый пресекал, упоминал лишь, что много лет работает в органах. Приходил с работы поздно, за порядком не следил, питался как попало. Пару раз он приводил к себе женщин.