– Да, верно, спасибо, – сказал Серж. – Того же поля. Различия между ними не принципиальны. И вот еще о чем подумайте: если мир – это преисподняя, если мы и так в аду, то смешно бояться Страшного суда, не правда ли? А земного суда и подавно! Все механизмы устрашения, которые используются церковью и государством и которые абсолютно необходимы для сохранения общества, перестают работать. И это – крушение всего! Исчезает страх наказания, вот что гибельно! Это и есть путь в настоящий ад – ад анархии и распада. Именно это мы и наблюдаем сейчас: мир с ускорением катится в тартарары, потому что нет страха ни перед чем. Вы думаете, это хорошо? Отнюдь нет! Да убоятся же хоть чего-нибудь!

Серж задумчиво постучал зажигалкой по столу и перевел взгляд на подсвеченные предзакатным солнцем средневековые стены и башни за окном, всегда такие красивые – издали. Или на картинках.

Аня и Макс сидели на террасе кафе в Каркассоне – в Верхнем городе, внутри средневековой крепостной стены с башнями. Макс поначалу отсоветовал было Ане туда ходить, чтобы не будить ассоциации, которые мог породить этот визит и которые могли испортить вечер. Но Аня не согласилась с ним и заявила, что не надо бояться призраков прошлого:

– Пусть они сами боятся. Нечего малодушничать!

– Что, клин клином, значит? – спросил Макс. – Ладно, пошли.

И они прошлись по Верхнему городу и даже посетили Музей инквизиции. На последнем настояла Аня.

– Зачем тебе понадобилось заходить в этот ужастик? – поинтересовался Макс, когда они, поужинав, не спеша пили каждый свое: Аня – свой излюбленный белый сухой мартини, а Макс – «Шатонёф дю Пап». – Продолжаешь вышибать клин клином?

– Нет, – ответила Аня. – Просто хочу понять.

– Понять что?

– Я все думаю о том, что говорил Серж.

– Он много чего говорил. Ты о чем?

– О страхе. Хочу сама разобраться в этом.

– В том, нужен ли страх?

– Да. Мне это кажется неправильным – чтобы люди боялись. Неужели без этого никак нельзя?

Вопрос повис в воздухе. Макс молчал, задумчиво глядя на свой бокал с красным вином.

– Не знаю, я об этом как-то раньше не задумывался, – наконец ответил он. – Наверное, Серж прав – он понимает этот сумасшедший мир куда лучше нас с тобой.

– Но у тебя это тоже вызывает внутренний протест, да?

Макс рассеянно смотрел на парочку, без всякого стеснения целовавшуюся за соседним столиком. «Тоже вот, – подумал он, – ничего не боятся. Да, когда боятся, это, конечно, плохо, но с другой стороны… Смотря какой страх и перед чем».

– Знаешь, Анюша, – произнес он, – мне кажется, что страх все-таки нужен. Нет, не надо, чтоб люди дрожали как осиновый лист. Но когда уж совсем ничего не боятся…

– Значит, ты с Сержем согласен?

– Понимаешь, – ответил Макс раздумчиво, – есть люди, которым, для того чтобы не превратиться в скотов, страх не требуется – в них заложена мораль, и они ей следуют. Но таких людей мало, мне кажется, очень мало.

И, глядя на благородный темно-красный напиток в своем бокале, он вновь замолк.

На следующий день с утра зарядил дождь, и Аня с Максом работали: составляли подробный отчет об экспедиции. Но во второй половине дня распогодилось, и они совершили прогулку по окрестностям, после которой Серж пригласил их на ужин.

– Вы обещали рассказать о Копье Судьбы, или Копье Лонгина, – напомнила Аня, отпив кофе из изящной фарфоровой чашечки.

– Всенепременно, – ответил Серж, – но чуть позже, не в столовой.

Они втроем только что «отужинали», как неизменно выражался Серж, несмотря на замечание Ани о том, что это звучит чересчур старомодно и потому режет слух. Он в своем стиле обезоруживающе улыбнулся и сказал, что понимает это, но что ему лично это слово нравится, и ему как иностранцу это позволительно. Аня только вздохнула: все мужчины бывают в чем-то упрямо-консервативны, даже Серж. Вот и сегодня он не изменил ничего ни на йоту.

– Знаете, Аня, – сказал он в ответ на ее мягкий упрек, – мне, в моем-то возрасте, уже поздно менять укоренившиеся привычки и пересматривать сложившиеся вкусы.

При упоминании о возрасте он чуть заметно озорно подмигнул.

– Вам известно, что я отнюдь не поклонник Черчилля, – продолжил он, – но кое в чем я не могу с ним не согласиться.

– Что вы имеете в виду?

– Он как-то сказал: «У того, кто в молодости не был либералом, нет сердца. Но у того, кто в зрелом возрасте не сделался консерватором, нет мозгов». – Серж усмехнулся. – Конечно, он этим намекал на свою собственную политическую карьеру, оправдывая ее таким образом. Но нельзя этим словам отказать в меткости.

– По-моему, – высказался Макс, – это как-то чересчур категорично, что ли? Наверное, в реале все не так однозначно.

– Разумеется, – согласился Серж, одобрительно кивнув на это и жмурясь, как сытый кот у камина. – Афоризмы всегда категоричны, и потому их почти всегда можно оспорить, и этот в том числе. Но все же в нем есть резон.

– Ну, не знаю, – с сомнением заметил Макс. – Мне кажется, что консерватор человек или либерал – это не от возраста зависит.

Серж улыбнулся.

– А вы, Аня, – спросил он, – как полагаете?

– Наверное, я смогу вам ответить, Серж, – отозвалась она, – если вы мне объясните, чем они отличаются друг от друга.

– Нет, положительно, это прелестно. Сказать вам честно?

– Желательно.

– О, вы, как всегда, не лезете за словом в карман.

– Как я могла бы это сделать? – ответила Аня, демонстративно оглядев себя.

На ней было новое платье, которое она надела сегодня, подумав: «А почему бы и нет? Черт его знает, когда будет еще такая оказия, когда можно переодеться к ужину».

– Женщинам нередко приходится, за неимением карманов, обходиться в качестве хранилища головой, – добавила она.

Серж сдержанно-изящно поаплодировал.

– Браво, – сказал он. – Что ж, вы спрашиваете: «Чем они отличаются друг от друга»? Честно так честно. Понятия не имею.

– Быть не может!

– Но это правда, – заметил Серж. – Если и прежде разница отнюдь не была слишком уж большой, то сейчас уже и вовсе непонятно. И верно – как разобраться? Я понимаю, если бы была, например, партия мошенников и партия честных парней. Тут и думать нечего было бы! А то куда ни посмотри – кругом сплошная честность и такое невыразимое благо, что недолго и сомлеть в экстазе. Прямо не знаешь, в чьи благословенные объятия кинуться. Такой переизбыток возможностей! И то сказать: никто не за регресс и загнивание на корню, все – за прогресс и процветание! Все за свободу, никто не за угнетение! Нигде нет партии мракобесия и стагнации, напротив, сплошное поступательное движение и развитие. Опять же, никакой тебе партии тирании, только демократы, республиканцы, либералы, прогрессисты. И все поголовно – за справедливость!