– А? Нет, вживую – ни разу.

– Кровопускание – это лечение. Оно творит чудеса с гумором.

– Это вовсе не похоже на юмор! – воскликнула Роуз, ее глаза широко раскрылись от ужаса.

– Гумор[16], моя дорогая. Это позволяет соблюдать баланс.

Роуз моргнула и в ужасе покачала головой.

– В самом деле, дитя, откуда ты взялась, что никогда не видела кровопускания?

– Не видела.

– Им можно вылечить все, от прыщей на лице до пневмонии, подагры и водянки.

– Водянки?

– Опухлостей. Погляди на кисти ее рук. Не на ту, где из вены пускают кровь, на другую.

Джейн внезапно застыла, когда ее взгляд упал на Эдварда Куртене. Затем она сдавленно прощебетала:

– Полагаю, настала пора сделать сальто.

Она присела на корточки, и Роуз услышала последовавший за этим стук ног от кувырка.

«Что она делает?» – задумалась Роуз. Эдвард Куртене поднял руку королевы и погладил. Она собралась спросить Джейн, что все это значит. Но через секунду Джейн словно исчезла в воздухе. Роуз не могла себе представить, куда она так быстро ушла.

Эдвард Куртене наклонился к уху королевы и что-то прошептал. Вид у нее был ужасный, слабая улыбка, казалось, боролась в уголках бледных губ. Даже больная и с такой улыбкой, которая едва держалась на лице, Мария Тюдор выглядела злой в глазах Роуз. Скверное создание, как сказала бы бабушка Розалинда. Лорд-канцлер этого, казалось, не заметил.

– Ваше величество, швея Роуз Эшли прибыла с платьем для приема, – сказал он.

На лице Эдварда Куртене появилось недовольство, в то время как его мать, леди Гертруда, позволила себе метнуть острый взгляд в сторону в лорд-канцлера. Роуз внезапно парализовало, когда она попала под перекрестный огонь придворной политики и ослепительных амбиций. Это было опасно. Она сделала шаг вперед, но почувствовала на плече тяжелую руку.

Леди Гертруда.

– Думаю, это будет слишком волнительно для ее величества, моя дорогая. Слишком тревожно видеть платье для приема, не говоря уже о свадебном платье.

Лорд-канцлер подошел и взмахом забрал платье из рук Роуз.

– Я возьму его, – твердо сказал он. Леди Гертруда зашлась желчью. Роуз отступила.

– Таз! – позвал врач.

Принесли еще один таз и собрали еще одну чашку крови.

«Не видать тебе спокойной смерти», – подумала Роуз, удаляясь из королевских покоев.

* * *

– Псс.

Звук напомнил дротик, просвистевший из тени. Она только что вышла из тронного зала и повернула в коридор.

– Псс!

Звук снова вылетел из тени, и Роуз заметила пучок окрашенных голубиных перьев.

– Джейн!

– Сюрприз!

– Да как тебе удалось выбраться из комнаты больной незамеченной? Вот ты там, а вот тебя уже нет.

– Выбраться? Не совсем.

Ее раскрашенные брови метнулись к безволосому пространству черепа. На одной из щек она нарисовала луну, а на другой – сияющее солнце.

– Я не выбиралась. Я подобралась.

– Подобралась? О чем ты говоришь?

– Я кувыркнулась под кровать, пока это ДС что-то шептало королеве на ухо.

– ДС? Что это такое?

– Дерьмо собачье.

Роуз ни капли не удивилась этому разговору. Двору нравился туалетный юмор. Возможно, аристократы и были хозяевами самых могущественных королевств XVI века, но они шутили о газах и какашках чаще, чем второклассники.

– Ну так что он говорил? Полагаю, он все еще ухаживает за ней, несмотря на принца Филиппа.

– Да, ухаживает, если так можно сказать.

– Что ты имеешь в виду, Джейн?

– Он ей нашептывал совсем не милости. – Ее лицо стало жестким, дрожащий глаз на несколько секунд застыл.

– А что?

– Одним словом? – Она подняла вверх одну бровь, и глаз забегал, будто выслеживая мошку. Роуз кивнула и почувствовала, как ее начинает пробирать ужас.

– Убийство, – мягко сказала Джейн. – Безумная королева головой немногим отличается от шута.

– Я не понимаю.

Лицо Джейн смягчилось. Она взяла Роуз за руку:

– Слушай внимательно, дорогое дитя. Я не знаю, откуда ты пришла.

Роуз вздрогнула.

– Успокойся. Не нужно ничего говорить, но я такое чувствую сразу.

– Говоришь, он шептал ей об убийстве?

– И скором. – У нее дернулся нос. – Я чувствую, что запахло жареным.

– Костры? – спросила Роуз.

Джейн торжественно кивнула:

– Попомни мои слова, скоро все начнется.

– Но Эдвард Куртене, как он с этим связан?

– О, моя дорогая! Какая же ты невинная! Среди всех придворных он нелюбим больше остальных. Его манеры, мягко говоря, небрежны. Всадник из него… если так выразиться, неуклюжий. Как сказал Ренар: «Он гордый, бедный и упрямый, но хуже всего – коварный».

«Он – Злая королева Кэрри в мужском обличье!» – подумала Роуз. И внезапно все гадости, которые когда-либо говорила Кэрри, забегали у нее в мыслях. Майлз, как ты шьешь? Ты же только и умеешь, что нажимать одним пальцем на кнопку для инвалидной коляски?.. Наша масенькая амиго… Марисоль! Все слова вернулись к Роуз. Каждое мерзкое, отвратительное слово из тех, какими Кэрри бросалась в детей, над которыми издевалась.

Джейн продолжила:

– Он полон решимости исполнить приказ королевы. До такой степени, что она в итоге уступит его предложениям о браке. – Джейн сделала глубокий вдох. – С этой целью он ходит на мессу не три раза в день, как это требуется, а четыре или пять. И, конечно же, он проверяет, чтобы все остальные делали то же самое. Он принимает на службу только католиков, тех, которые не отвергли веру во времена юного Эдуарда. – Джейн снова сделала паузу. Ее крашеные губы задрожали. – Уже ходили слухи, но пока я была под кроватью королевы, то узнала, что он подозревает Елизавету в том, что та не ходит на мессу. Естественно, у него есть шпионы в Хэтфилде. Аресты будут производиться и там, и в других местах, особенно в Лондоне, где, по слухам группы протестантов, стоят секретные службы. Есть подпольные группы, они собираются по всей сельской местности. В Лондоне даже появился книготорговец, которого прислали в Тауэр, чтобы привезти Библии из Женевы.

– Но ведь теперь это преступление, не так ли? – спросила Роуз.

– Все так.