– Да. Здесь мы их и оставим.

Тео ловит каждое ее слово. Кивает, дрожа от волнения. Он готов на все, лишь бы оказаться подальше от этого проклятого места. Подальше от содеянного.

– Иди присмотри за заложниками! – приказывает ему мать. – А я пока постараюсь найти скотч или что-нибудь похожее.

– Зачем он тебе?

– Чтобы заклеить им рты.

Подросток и не думает возражать. Он быстро возвращается по коридору, проходит через дверь и дальше, по центральному проходу, до того места, где сидят заложники. Но как только он их видит, сердце подпрыгивает у него в груди: одного не хватает! Супружеская пара, старуха и молодая мать на месте, а вот кассира не видно.

– Где он? – вопит Тео.

Никто не отвечает.

– Мама! – зовет он во весь голос, обшаривая помещение взглядом.

И быстро обнаруживает Гийома Вандеркерена у входной двери возле электрического щитка, который тот пытается открыть подбородком.

Подросток подбегает к Гийому и отталкивает его. Кассир не может ни отразить удар, ни даже за что-нибудь ухватиться. Он теряет равновесие и падает на спину. На несколько секунд отупевает от боли, но сознание тут же проясняется, и он видит ноги Тео, стоящего совсем близко. Пользуясь тем, что лежит, он опирается на локти, поджимает ноги и с силой выбрасывает их вперед. Тео вскрикивает от боли, покачивается и падает на колени. Гийом пользуется этим, чтобы привстать, и, не теряя ни секунды, с яростной силой ударяет мальчика лбом в лицо, целясь прямо в нос. Раздается жуткий хруст, и из обеих ноздрей начинает хлестать кровь. Боль настолько острая, что у Тео даже нет сил застонать. Он падает на пол, сжимается в комок, обхватывает голову руками. Не оставляя ему времени прийти в себя, кассир приподнимается и хочет ударить снова, на этот раз в живот. Предупреждающие окрики других заложников на полсекунды отвлекают его от цели. Этого хватает, чтобы осознать угрозу, внезапно материализовавшуюся рядом с ним.

– Стоп! – кричит Алин и наводит на него пистолет. – Тронешь его, и ты покойник!

Гийом колеблется. Он знает, что она не предпримет ничего, что может ухудшить положение ее и сына, по меньшей мере сознательно. Знает, что она еще больше напугана, чем он сам. Знает, что она не представляет угрозы и пистолет у нее в руках – не орудие убийства, а орудие устрашения. Знает, что…

Выстрел, громыхнувший в нескольких сантиметрах от уха, заставляет Гийома замереть от изумления. Ровно настолько, сколько нужно боли, чтобы взорваться – метко и невыносимо. Софи Шене в ужасе вскрикивает, и ее крик звучит как эхо выстрела, довершая всеобщее остолбенение. Ошеломленный кассир секунду созерцает дымящееся дуло, еще секунду – злой взгляд Алин. Потом опускает глаза и смотрит, как из колена начинает течь кровь.

– Надеюсь, это отобьет у тебя желание сделать ноги! – холодно заявляет Алин, решаясь наконец опустить оружие.

На лице кассира отражается не столько боль, сколько изумление. Быть того не может! Она выстрелила! Без предупреждения. Притом что он даже не попытался сделать то, от чего она его предостерегла. Потрясение настолько велико, что заглушает боль лучше всякой анестезии.

– Я… Я же больше ничего не сделал! – бормочет он в отчаянии и панике.

– Поэтому ты еще жив, – спокойно отвечает Алин.

Гийом все еще не осознает серьезность момента. Понимает – но не до конца. Его рассудок не желает принимать неприемлемое. Диапазон последствий, их необратимость и то, какие осложнения они повлекут за собой, – он все это предчувствует. Но часть души отчаянно отказывается признать, что все эти ужасы случились на самом деле. Из колена хлещет кровь. Нужно бы перевязать рану, остановить кровотечение… Но руки скручены за спиной, и толку от них никакого.

Алин, как и следовало ожидать, склонилась над сыном. Мальчик все еще лежит на полу, согнувшись пополам, и держится руками за голову. Ему так больно, что совсем не хочется шевелиться. Мать собирается осмотреть рану, но Тео отворачивает от нее лицо. Она знает, что нужно проявить терпение, хотя хочется кричать и крушить. Терпение и настойчивость, чтобы убедить Тео сделать, как она просит. Когда же наконец она получает возможность рассмотреть, что у него с лицом, то едва не задыхается от ненависти.

– Тео, у тебя нос сломан. Мне нужно его поправить. Это будет неприятно.

Она ждет реакции, хоть какого-нибудь знака, что он понял, услышал ее слова. Тео едва заметно кивает. Из-под распухших век катятся слезы, которые он тщетно пытается сдержать.

Не теряя времени, она обхватывает руками его лицо – ее большие пальцы оказываются на ноздрях мальчика.

– Так, на счет «три»… Готов?

Тео моргает в знак согласия. Алин не дает ему времени перевести дыхание. Она начинает считать и, не дожидаясь даже цифры «два», нажимает на спинку носа так точно и сильно, что та моментально возвращается в естественное положение.

Подросток кричит от боли.

Алин выжидает пару секунд – чтобы сын отдышался.

– Иди умойся холодной водой, – ласково говорит она. – Сразу станет легче. И смой кровь с шеи и с одежды. Там, в комнате для персонала, есть умывальник. Я пока поищу, чем тебя перевязать, и приду.

Тео с трудом разлепляет веки. Дышать приходится сквозь сцепленные зубы, но способность двигаться понемногу возвращается. Убедившись, что он в состоянии справиться с задачей, Алин провожает его взглядом до самой двери. Когда мальчик исчезает в коридоре, она поворачивается к лежащему на полу кассиру, присаживается на корточки и окидывает профессиональным взглядом его рану. Свой скептицизм относительно скорого выздоровления она даже не пытается скрывать.

– Ходить в ближайшее время ты не сможешь, – качает она головой, но ее озабоченность и сочувствие – чистейшей воды карикатура. – Колено – сложный механизм. И не лучшее место, куда может угодить пуля… – И прибавляет: – Вам очень не повезло, молодой человек!

Гийом взирает на нее с неприкрытым ужасом и недоверием. Алин подносит руку к ране, как будто для осмотра… И вонзает указательный палец в пробитую пулей дыру, а потом проворачивает его опять и опять, с полнейшим равнодушием к диким воплям кассира.

Тома Пессен и Софи Шене умоляют ее сжалиться, Леа Фронсак беззвучно льет слезы, Жермен Дэтти, как ни странно, предпочитает промолчать.

По прошествии нескольких нескончаемых мгновений Алин выдергивает наконец палец, встает на ноги и окидывает кассира презрительным взглядом.

– За то, что тронул моего сына, – холодно изрекает она. И, глядя на остальных, расставляет все точки над «i»: – Надеюсь, теперь вы поняли, что вставлять мне палки в колеса – не в ваших интересах. И если у кого-то оставались иллюзии, что я не смогу сделать вам больно… доказательство перед вами. Из этого магазина вы все выйдете живыми, обещаю. Единственное, о чем вам сейчас стоило бы подумать, – это в каком состоянии вы отсюда выйдете.