Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А ещё я подумал, что маленько запоздал родиться. Случись такое дело лет на пять пораньше, можно было бы мечтать о звании не генерала, а комиссара милиции третьего ранга. А что — звучит хорошо. Мне нравится.
На следующий после приезда день начались учебные хлопоты. В нашей группе оказалась «сборная солянка» — вологжане, новгородцы и несколько товарищей из лесных ИТУ, те самые, «из ящика», всего почти тридцать человек. Несколько ознакомительных встреч, то ли лекций, то ли инструктажей и вперёд — готовиться к экзаменам. Да чтобы без формы — ни шагу. Особенно на экзаменах. Последняя фраза недвусмысленно показала, что на остальное время наше новое начальство и не рассчитывает заковать нас в казённые латы. А я по прошлому опыту знал, что пустое это дело, несбыточное. Представленный нам начальник курса скорбно посмотрел на нашу разноцветную ватагу и, не особенно веря в собственные слова, потребовал строгого соблюдения формы одежды. Мы дружно пообещали.
К сочинению я не готовился. Знал, что при любом раскладе выберу свободную тему. В прошлой жизни она меня вытащила на «четвёрку». Не подведёт и теперь. Была почему-то такая уверенность. Этот экзамен не зря ставился первым. После него оставались такие жалкие крохи от абитуриентов, что понятие конкурса вообще теряло всяческий смысл. На данном этапе мне оставалось только жалостливо посматривать на своих товарищей, которые сложными методами шаманства и недоступных пониманию оккультных опытов пытались определить, какие темы им будут предложены в этом году. Наиболее истовые из них яростно готовили шпоры с цитатами.
И вот время «Ч», мы в аудитории, конверты торжественно и публично вскрыты, на доске возникают красиво выведенные мелом темы. Чацкий, «Поднятая целина», как всегда последней появляется свободная тема. По залу проносится шорох и шёпот. Народ готовится к использованию предусмотрительно заготовленных материалов. Кто-то угадал, кто-то промахнулся. Старый капитан по соседству ставит перед собой фуражку на тулью. Внутри белеет мелко исписанная бумага. Этот вроде попал в цель. Ассистент в проходе делает вид, что ничего не замечает. Ну что ж, удачи тебе, капитан. Хотя для меня сочинение и списывание — вещи несовместимые
В этот раз свободная тема предписала нам рассказать о подвиге советского человека в Великой Отечественной войне по произведениям советских писателей. Это не страшно. Я немного подумал и коварно выбрал малоизвестную в широких кругах книгу Михаила Аношкина «Прорыв» южно-уральского книжного издательства. Вряд ли хоть кто-нибудь из преподавателей даже слышал про неё, не то, что читал. Поэтому беспокоиться о том, что меня обвинят в искажении идеи произведения, не приходилось. Да я и не собирался ничего искажать. Книга мне нравилась, прочитана была уже в этой, второй моей жизни, так что все имена и события, как на ладони. Проверяйте, если хотите. А мне осталось только связно изложить свои мысли, да не сочинять предложений с проблемными словами и оборотами.
И всё-таки мандраж был. Он развивался постепенно и достиг апогея к вечеру, когда мы освободились от всех обязательных дел. Сидеть втроём в комнате капитана дальнего плавания казалось кощунством. Мы же в Ленинграде, кое-кто в первый раз. Готовиться к другим экзаменам — бессмысленно, пока не узнаем результат. А вдруг? В качестве отвлекающего средства было решено посетить какой-нибудь пивбар и лёгким хмелем перебить томление души.
Вышли на улицу, и пока я (старожил как-никак) прикидывал, как лучше пройти к бару «Висла» на соседнюю улицу, и нет ли прямого прохода дворами, а заодно тихонько сетовал на отсутствие геолокации, мои товарищи уже всё выяснили без всякой навигации у какого-то прохожего и увлекли меня за собой.
Да, Ленинградские пивбары семидесятых заслуживают отдельной песни. С массивными столами и такими же лавками, чтобы их невозможно было сдвинуть с места, не то, что употребить в качестве аргумента для собеседника, с которым не сошёлся взглядами в философском диспуте. С швейцаром на входе, не отягощённым золотыми позументами и которого хотелось назвать не этим изысканным словом, а просто «вышибалой». Ему надо было постучать металлическим рублём в дверное стекло, чтобы пропустил, а подать умудриться только полтинник. С невкусным пивом, про которое сказать совершенно нечего, кроме того, что оно невкусное. С дружелюбным народом, без удивления встречающим твоё появление за столом и обращающимся к тебе так, как будто вы только вчера расстались.
Пивбар «Висла» на улице Дзержинского (мы в этом увидели свой знак), впоследствии Гороховой, был именно таким. Для нас, глубоких провинциалов того времени, знающих, что пиво покупается в уличных зелёных палатках после их штурма либо многочасового стояния в очереди в свою тару: трёхлитровые банки, бидоны и ведра, а также пакеты, про которые позже споёт Олег Митяев, ленинградские пивбары были местом, не побоюсь этого слова, культовым. И то первое (для моих товарищей, не для меня) посещение переросло в добрую, хотя и не частую, традицию.
Следующим экзаменом была история. К этому времени я уже обладал четвёркой по литературе и располагался в сильно поредевших списках счастливчиков, допущенных к дальнейшим экзаменам. А кто-то сворачивал манатки и грустно прощался с товарищами. Товарищи фальшиво успокаивали неудачников: ничего, на будущий год обязательно поступишь, и в глазах их читалось плохо замаскированное облегчение, уф-ф, в этот раз не я.
Я не стал отрабатывать строевой шаг при подходе к экзаменаторам (пожилой мужчина в гражданском и женщина средних лет с погонами майора милиции), как это практикуется в военных вузах, просто доложил, что «лейтенант милиции Воронцов к сдаче вступительного экзамена по истории прибыл». Дяденька кивнул, забирая у меня «бегунок», а майорша указала на билеты, разложенные в виде веера. Не задумываясь, ухватил первый попавшийся и четко произнес:
— Билет номер шесть.
Открыл рот, чтобы зачитать вопросы, но мне только сухо кивнули: «Готовьтесь». Правильно, они и сами знают.
Усевшись за стол, прочитал вопросы. Итак, первым вопросом моего билета была «Борьба русского народа с иноземными завоевателями в XIII веке». Отличный вопрос! Главное, не вспоминать сейчас Льва Николаевича Гумилева, не говоря уже о Носовском с Фоменко! Вон, один мой знакомый начитался и стал убежденным «фоменковцем» и теперь считает, что никакого монголо-татарского ига не было, а Бату-хан и Александр Невский одно и тоже лицо.
Второй вопрос был сложнее, но все равно, был не настолько и страшным. «Индустриализация и коллективизация в СССР».
Я подтянул к себе лежавшие с края стола атласы, взяв
