не нарушал приказ, лишь сожалел, что исполнил его. Вешать его не станут. Скорее всего. Но офицеру, поставившему под сомнение приказ, не место на службе у Его Величества. Лучшее, на что мог надеяться Гардинер, – что его лишат звания. А это все равно, что потерять конечность. Или же с позором сошлют, как тех повстанцев в Английской гавани. Как бы то ни было, имя Гардинера будет запятнано до конца его дней.

– Честное слово, Силк, ты меня переоцениваешь, – выдавил Рук, – полагая, что мне что-то известно. О том, чего даже ты не знаешь.

Снаружи галдели белые попугаи, гнездившиеся на дереве, что росло на краю кряжа. Они устремлялись вниз и снова взмывали, пронзительно крича, словно от боли.

«Господи, как мне жаль, что я это сделал!» Рук выслушал эти слова, и выслушал их с сочувствием. И они подвергли его большой опасности. Лучше ему забыть, что он их слышал.

* * *

С прибытия поселенцев прошло девять месяцев – настал самый ранний срок, когда могла появиться комета доктора Викери. В распоряжении Рука были результаты его подсчетов: возвращение кометы ожидалось с октября 1788 по март 1789 года.

Каждую ночь Рук ощупью поднимался в обсерваторию. Он жалел, что не сделал ее чуть просторней: с установленным на скале квадрантом и телескопом на подставке самому астроному едва хватало места.

Он никогда еще не видел кометы. Та, за которой наблюдал Галлей, появилась за четыре года до его рождения, а с тех пор ему каждый раз мешало то отсутствие необходимых приборов, то сильная облачность. Доктор Викери показывал ему зарисовки кометы Галлея, но он не поверил, что ее сияющий хвост мог озарить полнеба, и решил, что художники слегка преувеличили.

Небосвод Сиднейской бухты в Новом Южном Уэльсе ничто не озаряло. Рук старательно рассматривал путь, по которому, согласно подсчетам доктора Викери, должна была проследовать комета. Он был внимателен, не спешил, проверял, правильно ли рассчитана траектория. Впервые заметив на черном небе мутное пятно, он так разволновался, что окуляр телескопа запотел, и ему пришлось протереть линзу и отдышаться, чтобы прийти в себя. Весь следующий день он метался между надеждой и намерением не обнадеживаться слишком сильно, а вечером, вновь обнаружив на небе то же мутное пятно, обрадовался, что не стал возлагать на него чересчур больших чаяний. Оно не сдвинулось с места относительно окружающих звезд. Вовсе это не комета, а обыкновенная туманность, призванная его подразнить.

День и ночь для него поменялись местами. Когда на небе брезжил рассвет, он спускался по корявым ступенькам к хижине, ложился на кровать и, укутавшись одеялом, засыпал, ожидая, когда день пройдет, вновь наступит вечер, и он вернется к наблюдениям.

Октябрь сменился ноябрем, и длинная череда облачных ночей лишила его возможности продолжать наблюдения, но Рук все равно почти не спал – сидел в темноте и ждал, когда облака рассеются. На смену ноябрю пришел декабрь, и небо прояснилось, но кометы не было и в помине.

К Рождеству он стал не на шутку беспокоиться. Прежде ему и в голову не приходило, что комета не объявится. Теперь же это казалось ему высокомерием, за которое он был наказан. Лишь благодаря комете его освободили от воинских обязанностей. Таков был уговор доктора Викери с майором Уайатом. Только поэтому губернатор позволил ему поселиться на мысе, а его мушкет пылился в углу. Раз нет никакой кометы, где место астроному, как не в рядах сослуживцев, где он сможет исполнять свой долг?

В поселение Рук спускался только по воскресеньям, чтобы пообедать в казармах – борясь со сном, он слушал, как вокруг льется разговор: корабли с продовольствием до сих пор не прибыли, какой-то мужчина скончался от голода – осмотрев тело, доктор Веймарк подтвердил, что в желудке у него было совсем пусто. С огородов каждую ночь воруют овощи, а Бругден уходит все дальше в поисках дичи и каждый раз приносит все более скудную добычу. Местные осмелели. Двоих каторжан до смерти забросали камнями, когда они ушли собирать сладкий чай[18]. Другой пропал без вести – осталась только искромсанная шапка. Какой-то рядовой заблудился в лесу, а когда доковылял до поселения, у него из плеча торчало прошедшее насквозь копье. Губернатор запретил ходить в лес под каким бы то ни было предлогом всем, кроме Бругдена и других охотников.

Поговаривали, что нападения начались в ответ на похищение тех местных. Госден и Тимпсон полагали, что губернатору не следовало отдавать тот приказ. Леннокс и Уилстед, напротив, считали, что необходимо более наглядное проявление силы. Мнения разделились, но итог был ясен: караулы пришлось усилить, а морпехи теперь несли двойные дежурства.

Рук забеспокоился, как бы губернатор не велел ему покинуть мыс. Он так и слышал его слова: «Раз кометы нет, лейтенант, я вынужден настаивать на вашем возвращении».

Можно было попросить совета у Силка, но Рук не мог довериться человеку, который так сильно пекся о своей книге. Поэтому он обратился к Гардинеру. Никто из них ни разу не упоминал о том дне, когда Гардинер произнес слова, способные разрушить его судьбу. Но с тех пор их связывали узы доверия.

– А как же! – воскликнул Гардинер. – Вне всяких сомнений, нам нужно достать тебе эту комету, Рук. Иначе губернатор непременно велит тебе свернуть лавочку.

Он принес с «Сириуса» старый экземпляр таблиц Баркера[19], и они принялись сообща пересчитывать предположительный путь кометы, устроившись за маленьким столом в хижине Рука. Неужели доктор Викери ошибся? Ни Рук, ни Гардинер не произносили этого вслух, но оба в тайне радовались возможности перепроверить расчеты королевского астронома.

А комета все не появлялась: ни на траектории, предсказанной доктором Викери, ни на той, что высчитали они с Гардинером. Рук не отрывался от телескопа с того момента, когда с наступлением сумерек на небе появлялись звезды, и до тех пор, пока они не тускнели с приближением рассвета. Днем он беспокойно ворочался на кровати и, несмотря на страшную усталость, лишь ненадолго проваливался в сон, а на закате вставал, не чувствуя себя отдохнувшим. Минул январь. Из зеркала на него смотрело лицо, изможденное нескончаемыми поисками.

Как-то ближе к вечеру, когда Рук готовил телескоп для очередной ночи за работой, к нему на мыс поднялся Гардинер.

– Бросай это, приятель. Взгляни на себя! Никогда не видел тебя таким уставшим. Бросай все и пойдем со мной рыбачить. Сейчас прилив – отличное время для ловли мерланга, у меня и лодка тут недалеко, внизу.

Он дружески, но непреклонно взял Рука за плечо, и тот уступил.

Солнце висело низко над горизонтом,