друзей по обе стороны от себя, словно показывая таким образом, кто для него лучшая компания.

При виде Рины, появившейся в проеме, Кёрфин схватил ближайшую к ней бутылку и переставил на противоположную сторону.

– Даже не думай меня уговаривать, саранча, – бросил он, когда Рина уселась рядом с ним на бетонную плиту, подложив под себя кусок деревяшки.

На Кёрфина невозможно было не злиться, но Рина понимала, что если возьмется кричать на него, говорить, какой он бесполезный и никчемный, толку от этого точно не будет. Видимо, он к этому давно привык и смирился, так что не испытывал никакого желания действовать.

«Но у меня получилось убедить даже принца Аскара, – пыталась Рина себя подбодрить. – Неужели я не справлюсь на этот раз?»

– Откуда такая апатия? – спросила она. – Недавно ты выглядел куда более уверенным в себе.

– Недавно я считал, что у меня больше способностей. – Кёрфин смачно отрыгнул. – Похоже, я почти ослеп. Магическая слепота, знаешь про такое? Только что я стоял прямо перед этой тварью и еле-еле смог разглядеть энергетические потоки… Так не пойдет… Так не сработает… Чтобы воевать с гигантскими Собирашками, я должен видеть потоки с нормального расстояния, но мои навыки уже не те. Да и я никогда особо не отличался магическим зрением. Четвертый круг – это далеко от элиты.

– Там просто было темно. Вот ты и не разглядел.

– Темнота тут ни при чем. Ты все равно не поймешь, саранча.

Рина раздраженно бросила бетонный камушек в колесо – не попала.

– Слушай, я тоже не особо талантливая, но я же не опускаю из-за этого руки! Когда я только стала Странницей, я мечтала, что запущу Ветродуй и все меня признают. Но потом поняла, что этого не случится. Теперь я думаю только о том, как освободить родителей и остальных людей и стараюсь изо всех сил. Разве у тебя нет ни одного человека, которого ты хотел бы спасти? На девушках, знаешь ли, мир не заканчивается. А как же родные, друзья?

Кёрфин сплюнул.

– У таких неудачников не бывает друзей. Только те, кто пытается возвыситься за наш счет или чем-то попользоваться. Как раз такой псевдодруг и увел мою невесту. Ему нравилось хорошо выглядеть на моем фоне, вот он и водился со мной, пока ему не намекнули, что я не его круга. А что касается родни, у меня есть только отец, и он, уверяю тебя, будет рад гораздо больше, если его освободит кто-то другой, а не его бестолковый непутный сын.

– С чего ты взял, что ты бестолковый и непутный? – нахмурилась Рина. – Почему ты вообще все время себя ругаешь?

«И давно ли я сама делала точно так же?..»

Кёрфин невесело ухмыльнулся.

– Я еще не настолько пьян, чтобы позволить тебе выпотрошить меня, как рыбку.

– Чего?

– Я не настроен на разговоры по душам, так что не пытайся копаться в моем нутре, ничего не выйдет. – Он сделал большой глоток, и губы оторвались от горлышка с громким «чпок».

Рина поморщилась.

– Я просто люблю во всем искать логику, – сказала она. – И мне непонятно, как кудесник может быть неудачником. Кудесники сами по себе уже элита, по сравнению с простыми людьми вроде меня. У вас есть магия, есть потенциал. Вы видите энергетические потоки и все такое.

– Ха! – хрипло выдал Кёрфин, словно ворон, не сумевший толком каркнуть. – Ты мыслишь другими категориями, саранча! Ты даже не представляешь, насколько жесток мир кудесников. Это не элита, а гнилое болото, из которого каждый пытается вылезти, пройдясь по твоей голове и утопив тебя поглубже, лишь бы подобраться к королю.

– Даже если так, ты не можешь считать себя неудачником, – твердо сказала Рина. – Ты уже очень удачливый! Судьба решила подарить магию именно тебе!

Кёрфин сипло рассмеялся и пихнул ее в бок.

– Ты серьезно, саранча? Какая ж ты еще наивная! Может, я был бы намного счастливее, если бы у меня не было никакой магии. Моя жизнь из-за нее превратилась в полную дрянь…

Рина молчала, краем уха слушая, как Альберт посреди склада бурно объясняет ситуацию глиняной фигурке.

«Ну и чокнутое, должно быть, зрелище», – подумала она, но тут же переметнула внимание на Кёрфина, который решился заговорить снова.

– Знаешь, это не так-то просто, – вздохнул он, глядя вдаль – на деревянные зонтики грибков и редких птиц, парящих в небе. – В детстве я радовался этому потенциалу, потому что мой отец ждал его, как благословения, а я боялся разочаровать его. Он кудесник Первого круга, мастер по стеклу, у него большая мастерская в Литии, и он мечтал передать свое дело мне… Но я как паршивая овца – ни шерсти с меня не возьмешь, ни мяса, ни молока. – Кёрфин покрутил в пальцах медальон и даже размахнулся было, чтобы выбросить его, но потом снова надел на шею. – Четвертый круг – это мой предел, и это явно не то, чего от меня ждали.

– Это не так уж и плохо, – возразила Рина. – Есть много отличных мастеров с невысоким уровнем.

– Знаешь, какое мое самое ненавистное слово? – после очередного глотка спросил Кёрфин. – Талант. Ненавижу это словечко. Есть люди, которым все дается легко. Они входят в толпу, и перед ними все расступаются, раскатывают ковровую дорожку до самой их цели и посыпают ее лепестками цветов. И ни один проклятый мальчишка не попадется им на пути, перебегая с одной стороны на другую. Им почти не нужна учеба, они все схватывают налету, они всегда лучше всех. А есть такие, как я. Они из этой толпы выползают еле живые, все в синяках и с поломанной спиной, на которой плясала стайка ребятишек.

Рина невольно обернулась на Альберта.

– У меня и моих товарищей по учебе одинаковый потенциал, – продолжил Кёрфин. – Но мне всегда приходилось прилагать уйму усилий для того, чтобы держаться с ними вровень. И как бы я ни старался делать больше, быстрее, лучше, разрыв все равно увеличивался и становился огромным. И в итоге мой так называемый лучший друг разорвал со мной все связи, забрал мою работу, мою любовь, мой смысл жизни. А я вернулся домой, откуда меня вышвырнули, как блохастую собаку из больницы, потому что я не оправдал отцовских надежд и никогда не смогу управлять мастерской.

Для таких, как я, нет смысла пытаться, потому что ты всю жизнь как жук, который лежит на спине, шевеля лапками в попытке перевернуться, и не может. И у тебя только два варианта: или продолжать дрыгаться всем на потеху, или замереть уже в конце концов и оставить