улыбка благожелательности не сходила с лица майора. — Потом как-нибудь расквитаешься, когда станешь большим человеком.

— Чужие деньги мне не нужны, — холодно ответил Эрик.

Офицер сокрушённо покачал головой и, жестом пригласив садиться, произнёс:

— Эх, как же мешает нашей молодёжи гордыня… Я ведь в курсе, как жизнь ломала тебя с малых лет: безотцовщина, надрывающаяся, чтобы прокормить малышей и обеспечить «достойную» бедность, мать…

— Откуда вы всё это знаете? — прервал его Эрик.

— Мы всё знаем, молодой человек, — чекист улыбнулся загадочной улыбкой, — или почти всё. Такова наша работа.

Затем он, к изумлению Эрика, продекламировал отрывок из его стихотворения «Мой путь»:

— «Не шёл я проторенной дорогой. Борясь с кустами и колючками, прошёл свой путь. И тяжесть дороги казалась мне сладкой, когда вершина приближалась с каждым шагом…»

Тяжёлая догадка кольнула сердце. Перед глазами встало растерянное лицо Нвард.

— Где вы читали это стихотворение? Оно ещё не опубликовано.

— А мы читаем мысли людей, — пошутил спецслужбист, широко улыбнувшись. При этом в его рысьих глазах мелькнул лукавый огонёк.

— Нет, всё гораздо проще… — Эрик едва сдерживал своё негодование. — А зачем, собственно, вы пригласили меня сюда?

— Ну ладно, раз вы не хотите нашей помощи, то приступим к делу, — вместе с переходом на «вы» голос майора стал холодным и официальным. — Откуда в вас столько пессимизма?

— Я не понимаю вас, — ответил Эрик с искренним недоумением.

— «Душа была гола и тосклива, весна не казалась зелёной…» Это ваши строки? На что вы рассчитываете, сочиняя подобные стихи? Где тут социалистический реализм? Или вас не устраивает существующий порядок? Вы хотите новой революции?

— Я лишь хочу облагородить наше общество и сделать людей счастливее.

— Цель, конечно, похвальная. Но это не ваше дело… Вы, не в обиду будет сказано, слишком маленький для этого человек. Этим занимаются Коммунистическая партия и Правительство, а вы лишь мешаете делу.

— Чем же я это мешаю?

— Зря будоражите умы людей и отвлекаете от полезных дел, — голос майора постепенно наливался металлом. — Вы выбрали весьма опасный путь, молодой человек. Знаю, что ходите к этому бунтарю Шираку, показываете ему свои стишки, просите совета и одобрения. Опомнитесь, пока не поздно. Иначе засосёт опасная трясина…

— Могу я узнать, в чём конкретно моя вина?

— В вашей отрешённости от жизни, идеологически вредных взглядах, неправильной направленности мыслей. Всё это в итоге приводит к антисоветской агитации и пропаганде… Что, вам коммунистической идеологии недостаточно? Или вы не верите в коммунизм?

— Я верю в человеческий разум и совесть. В то, что красота спасёт мир.

— Коммунизм — это та высшая красота, которая спасёт мир, — произнёс майор не допускающим возражения тоном, а затем добавил с нескрываемой иронией: — Не кажется ли вам, что лечением животных вы принесли бы больше пользы обществу? Ведь вы учитесь на ветеринара. Не так ли? Или вам не дают покоя лавры Пастернака[37]?

— Поэзия — моё настоящее призвание.

— А что мешает вам писать о позитивном и оптимистичном? «Нет благороднее задачи, чем стоящая перед нашим искусством задача: запечатлеть героический подвиг народа — строителя коммунизма», — говорит Никита Сергеевич[38]. Вот и пишите о людях труда: хлеборобах, строителях, шахтёрах, ударниках БАМа[39] или же о лётчиках-полярниках. Вам прекрасно известно, что пару месяцев назад мы запустили первый советский искусственный спутник Земли[40]. Первыми в мире! Американцы тут нам не ровня. Все об этом только и говорят. Вот и вы об этом пишите. Восхваляйте свою страну, партию, советскую Родину… Это как раз тот случай, когда «поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан»[41].

— А разве невозможно быть и поэтом, и гражданином?

— Вот и я о том же…

— А мне кажется, мы на разных языках говорим, — довольно резко, сам не заметив того, парировал Эрик. — Только свободный человек способен быть настоящим гражданином, любящим и ценящим свою страну. Без света свободы в душе целые поколения запутаются в лабиринте собственных грёз и иллюзий…

— Будете упорствовать в своём заблуждении, молодой человек, сильно пожалеете, — офицер заглянул Эрику прямо в глаза тяжёлым «профессиональным» взглядом.

Затем, резко понизив голос и смягчив выражение глаз, почти прошептал:

— Я ради вашего же блага говорю. Ещё не поздно всё исправить. Не надо думать, что у нас карательный орган. Мы многим молодым людям помогли в жизни устроиться. Вот и вам предлагаем взаимовыгодное сотрудничество.

С этими словами офицер протянул листочек с номером своего телефона.

— Будут проблемы — звоните. В любое время дня.

Эрик не взял визитку…

Глава 17

Никто и ничто не властно над пробуждённой женщиной — она похожа на проснувшийся вулкан, который невозможно остановить. Но разбудить спящую красавицу столь же трудно, как покорить вершину горы или глубину океана. Для многих это просто недостижимо. Однако порой достаточно одной-двух деталей, слов или поступков и даже жеста или мимики, чтобы женщина сама покорилась и раскрылась перед своим поклонником, расцвела, как роза из бутона…

После сцены с глобусом в Элеоноре вдруг произошло нечто удивительное и невероятное — во всяком случае, для Алека. Да и сама девушка вряд ли объяснила бы неожиданную метаморфозу. Алек словно заразил её своим настроением, а вернее, свалил «с больной головы на здоровую» свои переживания и тревоги, не дававшие ему сомкнуть глаз по ночам. Элеонора не могла понять, что вдруг на неё нашло, и если бы пару дней назад кто-то сказал, что с ней произойдёт такое, то в ответ она лишь усмехнулась бы беззаботно.

Что же подействовало на девушку столь завораживающе? Алек не был писаным красавцем, не отличался ни красноречием, ни безоглядной, граничащей с наглостью, смелостью, почти наверняка приносящей свои плоды в общении с противоположным полом. Наоборот, несмотря на внешнюю уверенность, молодой человек, по мере усиления симпатии к своей равнодушной пассии, всё больше боялся быть отвергнутым в любви, что он считал позором. И именно это помешало ему быть более решительным и напористым. Но сейчас, когда он сбросил с себя потенциальный груз мнимого унижения и освободился от внутренних комплексов, раздражения и уныния, представ в своём естественном виде, со своей настоящей энергетикой и аурой, что-то вдруг ёкнуло внутри у Элеоноры, и она посмотрела на него другим, настоящим женским взглядом, взором сердца, послав, сама того не замечая, в пространство знак… нет, не любви, но откровенной заинтересованности. Алек сразу почувствовал невидимую, тонкую силу и вмиг преобразился под её влиянием.

Вместо угловатого молодого человека теперь стоял совершенно другой мужчина — окрылённый и дерзновенный. Он улыбнулся смелой и открытой улыбкой