– Можно я Мишку заберу? – спросила Анюта.

– Пусть висит, – отрезал Пащенко. – У нас и так наручников нет. Я тех проводами связал, ты уж не обессудь, Анюта…

В комнате, замотанные проводами от стереосистемы, телевизора, фена и других электроприборов, лежали четверо «цветоводов». Все они были уже в сознании, но смысл происходящего до конца понимал лишь Ташхабатов.

– Начальники, вашим женам каждый день розы по вечерам на «мерсе» привозить будут…

– Избалуешь, – отмахнулся прокурор. – Лучше на венок себе побереги. Братва как узнает, кто тут вас в полон взял…

– Господи!.. – взмолилась Анюта и опрокинула очередной стакан абсента. – У меня уже сил нет! Можно я на кухне хотя бы окно открою?!

Земцов со своими людьми приехал через десять минут.

Помимо поисков украденного дела, Антон Павлович Струге обязан был заниматься еще и тем, что ему предписывали функциональные обязанности судьи. Он был занят вдвойне.

Вчерашний день его немного разочаровал. Все шло более или менее удачно до того самого момента, когда они с Пащенко вышли на след неизвестной дамы, желавшей приобрести у Перченкова шубу. Не было никаких сомнений в том, что вместе с передачей изделия из меха норки, который на поверку оказался во сто крат дешевле меха енота, Перец отдаст на хранение Галке Самородовой толстую папку с надписью «Уголовное дело». Однако Галка дома не появилась. Антон вместе с Пащенко прождали ее до пяти часов утра. В начале шестого стало понятно, что Самородова в своей квартире не появится и под утро. Теперь оставалось дождаться начала рабочего дня и посетить девушку во время ее трудовой вахты в «Сибирской розе». Для того чтобы каждый ее шаг оставался под контролем, а отсутствие Струге и прокурора на службе никого не напрягало, Вадим выставил к цветочному магазину пост наблюдения в лице Пермякова. Это, пожалуй, единственный в истории Тернова случай, когда для наружного наблюдения привлекался следователь по особо важным делам Терновской транспортной прокуратуры. Пермяков в течение дня регулярно отзванивал Пащенко, а тот, в свою очередь, сообщал информацию судье. Собственно, назвать это информацией можно было лишь с большой натяжкой. «Самородова на работе…». «В контакт с Самородовой никто не входит…»

– Антон Павлович… – позвала из угла кабинета Алиса и положила трубку. – Вас Николаев вызывает.

Откинув в сторону ручку, Антон смахнул со стола ежедневник и направился к председателю суда…

После шокирующей встречи с Урюком и его бригадой, Перец отряхнулся от снега и направился к своей машине. Некоторое время он, открывая дверь «десятки» ключом, сопровождал взглядом удаляющиеся машины Ташхабатова.

Об обрезе он вспомнил еще в машине, но в стволах было лишь два, заряженных жаканами, патрона. Людей же в микроавтобусе было на три перезарядки. Если бы у Перца был пистолет, он стрелял бы не задумываясь. Но этот жалкий обрезок ружья, пригодный лишь для страшилок при разбоях да отстрела подельников… Он для данного вида боя не годился.

Перец посмотрел на часы. Самородова опаздывала уже на десять минут.

Ехать к Анютке теперь не имело никакого смысла. После того как ее посетят таджики, ее уже никто и никогда не найдет. Теперь в распоряжении Вити Перченкова из пятидесяти взятых разбоем шуб оставалась лишь одна. Не самый удачный вариант реализации похищенного. События повернулись так, что взятие штурмом мехового салона с убийством охранника принесут Перцу прибыль в размере тех сорока тысяч «деревянных», что обещала за шубу Самородова. И то, если она приедет.

«А все указывает на то, что эта чмара «стрелу» проколет», – с горечью подумал Перченков.

Он уже собрался везти пакет обратно на вокзал, в камеру хранения, но тут в кармане его куртки запиликал телефон.

«Наверное, Урюк, – подумал Витя, лениво выковыривая трубку из-под складок одежды. – Бестолковые таджики никак не могут найти улицу».

– Витенька, это Галя! – обрадовал Перца голос. – Ты извини, что я не приехала. Мне обещали подвезти деньги, но попросили подождать до утра. Ты потерпишь до утра, Витенька?

– Ну, не знаю. – Хотя Перцу по большому счету было все равно, когда получить деньги, он решил придать ситуации оттенок напряжения. – Не знаю. А утром во сколько?

– Давай так… – предложила Самородова, понявшая, что шуба никуда не денется. – Утром мне на работу привезут деньги, а вечером ты подъедешь ко мне домой. А?

– Ладно, – ответил, немного подумав, Перченков. – Вечером во сколько?

Сошлись на девятнадцати тридцати. Покосившись в зеркало на пакет, Перец включил передачу и поехал в сторону вокзала. Ночевать сегодня придется на стоянке железнодорожного вокзала. В зале ожидания совершенно случайно могут справиться о наличии документов менты, а в гостинице опять-таки придется предъявлять паспорт. Перец только сейчас пожалел о том, что все время жизни в Тернове уделял «работе», а не женщинам. Сейчас приходилось за это расплачиваться.

В пакете – вместе с шубой – лежало интересное чтиво. В конце концов, на улице стало не так уж холодно. Можно прогреть салон, полистать страницы и уснуть. Если еще прикупить пару-тройку пива, то время вообще пролетит незаметно. Зря он тогда не согласился на предложение Семенихина купить автомобильный телевизор…

Вспомнив о бывшем подельнике, Перец недовольно дернулся и въехал на стоянку вокзала.

Войдя в кабинет Николаева, Струге решил, что в его жизнь вкрался День сурка. Одну и ту же картину он наблюдал в приемной председателя уже три дня подряд. На своем месте восседал Виктор Аркадьевич, а позицию справа от него занимал любитель вялых рукопожатий Балыбин. Костюм на нем опять был другой, что говорило об отношении Вольдемара Андреевича к своему внешнему виду. Неизменной была лишь галстучная заколка. Это, в свою очередь, говорило о благоразумии и рациональности дяди Артура Цебы.

– Антон Павлович! – воскликнул вместо приветствия Николаев. – Принесите дело Цебы, пожалуйста. Вольдемар Андреевич хочет кое-что пояснить.

– Что за дела, Виктор Аркадьевич? – возмутился Струге. – У меня нет никаких вопросов к этому гражданину. Следственно, не нужны и его пояснения.

Балыбин снова окрасился в свекольный цвет, но изумленных взглядов уже не бросал. Лишь принялся стирать с полированной столешницы невидимую пылинку. Всем своим видом Вольдемар Андреевич предоставлял вести разбирательства без своего участия. Зачем опускаться до подобных мелочей, если все уже обговорено в кабинете председателя облсуда Лукина?

– Струге, принесите дело, – настоял Николаев, почувствовав саботаж своего распоряжения со стороны судьи.

– Я не могу принести дело, – уперся Струге. На данном этапе судебного разбирательства никто, включая председателя не только Центрального, но даже Верховного суда, не вправе вмешиваться в его работу. – С ним работает Алиса.

– Хорошо, – молниеносно согласился уязвленный Николаев и снял с телефона трубку. – Алиса? Алиса, возьми дело Цебы и принеси ко мне в кабинет.