«Величайший экзамен для девочки, – усмехнувшись про себя, с грустью подумал Струге. – Вот и наступил момент истины. Все произойдет гораздо быстрее, чем я предполагал. Просто интересно, как она поведет себя в этой ситуации? Для Алисы, если в пропаже дела виновна все-таки она, самое выгодное сейчас – «слить» меня, переведя все стрелки на меня. Вроде и просьбу мою выполнила – молчала и была со мной заодно до последнего момента. Не думал, что лучшим способом проверки Алисы окажется именно такой…»

– Сейчас она принесет дело. – Николаев произнес это таким тоном, что информацию можно было расценивать двояко: то ли он успокоил опять начавшего волноваться Балыбина, то ли избавил от необходимости унижаться Струге.

«Что бы он ни имел в виду, – думал Антон, – исход будет один». От понимания неотвратимости судьбы он расслабился и даже развалился на стуле. Предстоящий разговор лучше начинать сидя, нежели стоять перед двумя людьми, один из которых подонок от рождения, а второй только осваивает эти азы. Ни один уважающий себя и другого судью председатель не позволит себе сделать то, что только что сделал Николаев.

Алиса вошла, а уже потом, как водится, спросила на то разрешения. Она смотрела на Николаева глазами, полными спокойствия. И вовсе не смотрела на своего судью.

– Я слушаю вас, Виктор Аркадьевич.

– А где дело? – буркнул председатель, глядя на девушку так, словно пытался обнаружить в сжатых Алисиных кулачках свисающие тесемки уголовного дела. – Дело Цебы где, Ракитина?

– Я не могу вам его принести. Дело заперто в верхнем ящике сейфа, а ключ у Антона Павловича.

Струге медленно поднял глаза на девушку…

– Антон Павлович, вы же мне сказали, что Алиса работает с делом? – Недоумение в голосе Николаева прозвучало столь откровенно, что даже Балыбин повернулся к Струге.

– Что это значит, Алиса? – Струге поднял брови. – Вы же мне сказали, что выписываете повестки?!

– Это не означает, что дело лежит передо мной, – огрызнулась Алиса. – Повестки я выписывала с листка бумаги, куда сразу после получения вами дела занесла всех участников процесса. Я всегда так делаю.

– Не хамите судье, Ракитина, – сделал замечание Николаев. – Антон Павлович, дайте ей ключ.

Струге развернулся к Алисе:

– Минутку, я ведь ключ отдавал вам, не так ли?

– Не так ли.

– А кому я отдавал ключ?

– Может быть, Алле? Она сегодня приходила и спрашивала у меня ключ от сейфа, чтобы забрать свое свидетельство о рождении. У меня ключа не было, я ее к вам отправила.

Николаев вертел головой, как филин.

– Минутку, минутку… Антон Павлович. А зачем вы отдали Алле ключ от сейфа и почему она там хранит свое свидетельство о рождении?

– Не хранит, а хранила, – поправил Струге. – Когда работала. А сегодня она взяла у меня ключ, чтобы свидетельство забрать. Черт, я совсем забыл… А разве она не отдала тебе ключ, Алиса?

– Если бы она отдала, я бы принесла дело.

– Не грубите судье, Ракитина, – снова отреагировал Николаев. – Лучше идите и позвоните Алле. Бардак какой-то! Человек уже два месяца не работает в суде, а ей отдаются под честное слово ключи от сейфа!

Глядя на удаляющиеся стройные бедра девушки, Струге подумал о том, что некоторые люди даже не понимают истинной значимости своих поступков.

У Антона горели щеки. Сейчас он был уверен в том, что, окажись в подобной ситуации проверенная годами Алла, она просто не смогла бы его спасти. За нее это сделала, даже не подозревая об этом, неопытная в подобных играх молоденькая секретарша.

Балыбин напомнил о себе легким покашливанием и вовремя ввернутой фразой:

– Виктор Аркадьевич, я к вам уже как на работу езжу…

Струге поднялся со стула.

– Так за чем же дело встало? У нас как раз администратор с обязанностями не справляется.

Вместо ответа Вольдемар Андреевич покрутил на пальце автомобильный брелок. По амплитуде вращения и тональности звучания ключиков Струге догадался, что президент филиала давит в себе желание вскочить и впиться ему в горло своими фарфоровыми зубами.

– Я думаю, Вольдемар Андреевич, что завтра Антон Павлович найдет для меня возможность познакомиться с делом.

Антон вышел из кабинета Николаева и вернулся к себе. Алиса сидела за своим столом. Их глаза встретились всего на мгновение, но этого было вполне достаточно. Пока судья одевался, девушка не сводила с него глаз.

– Я… не сделала вам плохо?

Струге подошел к столу и положил в портфель две папки – тема завтрашнего процесса. Потом долго искал сигареты и зажигалку. Вспомнив, что они лежат там, где и всегда, – в боковом кармане пиджака, – он успокоился и подошел к двери. По его расчетам, его уже минут десять должен ждать у крыльца суда Пащенко.

– Пока, Алиса.

Дойдя до двери, он обернулся:

– Есть вещи, которые я никогда не забываю, девочка.

– Ты что такой красный? – спросил Пащенко, распахивая перед Антоном переднюю дверцу своей «Волги». – Николаев тему «просек»?

– Думаю, пока еще нет. Что сообщает Пермяков?

Прокурор вывел машину на дорогу, вполголоса выматерил водителя красного «Москвича», проскочившего перед самым его носом, и только после этого ответил:

– Пермяков сообщает, что у Самородовой в магазине произошел контакт. К ней подошел тип и передал пакет. Она его развернула и пересчитала деньги. Как думаешь, зачем ей такая большая сумма и почему ей эти деньги передает Парфенов Леня, терновский жулик? И передает именно в тот день, когда мы заинтересовались Галкой?

– Она каждый день пересчитывает крупные суммы, Вадим. – Струге сразу откинул вероятность наличного расчета за уголовное дело. – Она работает в оптовом отделе самого крупного в городе цветочного магазина. И потом. Если этот факт привязывать к моему делу, то нужно быть уверенным в привязке Парфенова к Семенихину и Перцу. А это полный нонсенс. Воры с кидалами не якшаются. Разница в менталитете слишком велика.

– Дураку понятно, что Перец не станет кому-то продавать «свое» уголовное дело! Он же не совсем еще с катушек слетел!! Даже после того, как пристрелил кореша и подельника, за что в воровском мире мгновенно приговаривают. Но ведь Самородова, поняв ценность документов, попавших в ее руки, могла обратиться к мошеннику Парфенову. Если предположить, что она обнаружила документы, то в ее торгашеском уме тут же мог нарисоваться план превращения бумаг в деньги. Предположим, что она знает, что Перец пристрелил Семенихина. Она знает, что если такая информация дойдет до братвы, Перцу конец. Она связывается с Парфеновым и продает тому уголовное дело. Леня платит Галке, прекрасно понимая, что с Перца вышибет гораздо больше. Круговая страховка! Перец ни за что не стуканет братве, что гад Парфенов продает ему его же дело, иначе Леня тут же стуканет братве, что Перец «уморщил» подельника. Перец в безвыходном положении.