— Ну и что? — Рука Воротникова замерла с зажженной спичкой.

— А то, — устало продолжил Бессонов. — Операцию по удалению руки делал не советский врач. И не в советском госпитале.

— Вы хотите сказать, что…

— Это не я, — дернул плечом Бессонов. — Это старый хирург. По тому, как натягивалась кожа, как сшивалась, ну и еще по ряду признаков он считает, что операцию делал немецкий врач. Видите ли, Глеб Иванович, у них, у хирургов, тоже есть свои традиции, свои научные школы. И одни и те же операции, тем более такие сложные, делаются в принципе одинаково, но разными приемами. Методика разная.

— Вот так, значит, — Воротников все же прикурил и бросил спичку в пепельницу. — Если бы мне Шаров такое заявил, я бы не поверил, но ваш опыт… Черт побери, мы же его проверяли. Или все же есть оправдание вашим выводам?

— Давайте рассуждать, Глеб Иванович, — Бессонов поднялся со стула и стал ходить по кабинету. — Об участии в партизанском движении Коваленко мы знаем мало. Да, есть люди, которые помнят, что он воевал в отряде «Мститель», кто-то даже видел его там в начале 42-го года. Есть два представления на награды, направленные в 42-м и 43-м годах в Москву. Но у нас нет ни одного свидетеля, который бы лично участвовал с Коваленко хоть в одной операции, кто спал бы с ним вместе в землянке или ел из одного котелка. Это первое. Второе, мы имеем сейчас начальника милиции, который нормально выполняет свои обязанности, но отличается странным поведением. Он все время хочет показать, как он заботится о народе, что для него люди — главное в жизни.

— Ну, Владимир Сергеевич, вы тут палку явно перегибаете, — не очень весело улыбнулся Воротников. — Это же хорошо, что у него такие ориентиры в жизни.

— Хорошо, но он их как-то странно выпячивает. Постоянно, как будто хочет создать о себе представление. Глеб Иванович, — Бессонов неожиданно остановился и повернулся к майору. — А почему Коваленко при его заслугах и должности не член партии?

Воротников смотрел на капитана и молчал. Эта мысль ему в голову не приходила и сейчас показалась неожиданной и довольно странной. Коммунистическая партия всегда брала в свои ряды наиболее достойных, тех, кто способен повести за собой, кто был образцом в работе, в быту и в борьбе. По сути, Коваленко и был таким человеком, если на время опустить замечания Бессонова.

— Интересно, — сказал наконец майор, — я, не афишируя нашего интереса, осторожно наведу справки в обкоме партии. Давались ли рекомендации Коваленко, предлагали ли ему вступить в ряды КПСС?

— Да, обязательно наведите справки, Глеб Иванович. И непременно осторожно и не афишируя нашего интереса. И третье, на что я хочу обратить внимание, что меня беспокоит. Речь идет о гибели Михая Трубача. Именно в районе Коваленко не совершено до сих пор ни одного выступления националистов. В каждом районе провокации, террористические акции, а у Коваленко только случайно разгромленная банда, которая неизвестно кого ждала, да один убитый активист. Но потом мы узнаем, что банда ждала курьера с паролем для передачи послания за линию фронта. Согласитесь, что для такой встречи выбран самый тихий район вокруг Ровно. А теперь еще раз о руке Коваленко. По отдельности вроде бы ерунда, каждый факт можно оспорить и объяснить, а все вместе — это уже серьезно, Глеб Иванович, слишком много совпадений. И потом, я своим информаторам привык верить, я не пользуюсь недостоверными и неточными сведениями.

— Ну, что же, — Воротников кивнул. — Придется установить за Коваленко негласное наблюдение.

Сберкасса в Белой Кринице, что неподалеку от Ровно, закрылась сегодня позже обычного. Машину инкассаторов так и не дождались. Заведующий сберкассой три раза звонил в областной центр руководству. Но в Ровно только разводили руками, мол, машина к вам направлена.

Только к восьми вечера стало ясно, что в дороге у инкассаторов случилась поломка, и они сумели сообщить о ней лишь спустя два часа и то, благодаря тому, что мимо проезжала милицейская машина. Сами инкассаторы не могли бросить деньги и отправиться искать телефон.

Было принято решение оставить собранные деньги в сберкассе до следующего утра, а охрану здания поручить милиции. Начальник местного отделения ругался последними словами, потому что ему из-за нерадивости банковской службы пришлось ломать схему нарядов, оставлять незакрытыми важные объекты.

— Ну что? — Ворон на заднем сиденье машины снял фетровую шляпу и сбил с нее пальцем несуществующую пылинку.

— Все как бабка нагадала! — засмеялся довольный Козырь. — Инкассаторы торчат в чистом поле. У них кардан в дороге открутился. Проверять надо. Страшно подумать, что у них там с крестовиной сделалось. Жуть!

— Не трепись, — осадил его Ворон. — Что менты?

— Решают. Ждут, когда начальник милиции соберет совещание и решит, какие посты убрать, каких ментов в сберкассу послать на всю ночь. Минут тридцать у нас точно есть, Ворон!

— Как все гладко, — не оборачиваясь, сказал с переднего сиденья Пономарь.

— Ну и зашибись! — удивленно уставился на него Козырь. — Надо брать слона за хобот, пока все тихо. Скажи ему, Ворон! Чего он все время не доволен?

— Осторожный я, — с усмешкой отозвался Пономарь и, сдвинув кепку на затылок, повернулся к атаману. — Давай отмашку, Ворон. Лясы точим, часы тикают, того и гляди на ментов нарвемся.

Вытащив из внутреннего кармана пиджака «Парабеллум», Пономарь деловито извлек из рукоятки магазин, убедился, что он полон, потом вогнал его на место, оттянул и отпустил затвор. Козырь смотрел то на Пономаря, то на Ворона и ждал команды. Ему явно не терпелось. Ворон ругнулся и снова напялил шляпу на голову.

— Ладно, соколики, один раз живем. Погнали!

— Вот это дело! — обрадовался Козырь.

Несколько блатных, скрывавшие под полами одежды немецкие «Шмайсеры», повинуясь команде, побежали занимать свои позиции. Пономарь неторопливо выбрался из машины, сунул пистолет сзади за ремень и пошел к сберегательной кассе. Ворон остался в машине.

Все было продумано и выглядело предельно просто. Пятеро опытных хлопцев с автоматами занимают позиции по углам здания, чтобы вовремя заметить опасность, дать знать тем, кто пойдет внутрь, а потом дать им возможность скрыться, отвлекая милицию автоматным огнем. После этого они должны бросить автоматы и уходить, каждый своим путем, который для них заранее наметили. Если ментов не будет, то после выхода Пономаря и Козыря из сберкассы они тихо расходятся и собираются на окраине Городища в доме на улице Южной.

В сберкассе уже не было посетителей. Заперев дверь изнутри, заведующий, невысокий мужчина предпенсионного возраста, и две женщины-кассирши ждали приезда милиции.

Пономарь подошел к двери и по-хозяйски постучал кулаком. Потом прислушался и добавил пару ударов ногой. За дверью засуетились, послышались торопливые шаги.

— Кто там? Кто стучит? — раздался низкий женский голос.

Пономарь посмотрел на Козыря, подмигнул, медленно извлек пистолет из-за ремня и уверенно потребовал: