— Федор! Мы так можем переговариваться очень долго. Или ты хочешь, чтобы мы начали разговаривать по-другому?

Она положила руки перед собой. Колечки на мгновение вспыхнули фиолетовым.

Глаза Федора заблестели, и он, наконец, соизволил посмотреть на нее.

— Ага, все же есть реакция! — ухмыльнулась Герда. — Очень хорошо! Я же говорила, что мы поладим!

— Я сказал Горну все, что знаю и не знаю… — проговорил Федор еле слышно. — Чего вам еще от меня нужно?

— Мне от вас нужна только правда, — наклонила голову Герда. — Я просмотрела ваши с Горном допросы, и судя по всему вы ходили по кругу. Мы с тобой зайдем с другого конца. Будешь отвечать честно, и…

Но Федор только повесил голову.

— … и мы с тобой распрощаемся.

— А что со мной будет, когда мы «распрощаемся»? Вы меня отведете в камеру до следующего допроса? А смысл мне тогда отвечать честно? Давайте я буду отвечать не честно!

И он резко вздрогнул, словно его тело скрутило судорогой. Затем откинул голову назад и дико расхохотался.

Да уж… Герда потерла нос. Борис Сергеевич действительно перестарался.

— Так Федор, заканчивай балаган! — сказала она, но этот псих продолжал безудержно хохотать. — А то мы точно не подружимся.

Одно из колец полыхнуло, и лампа на столе замигала.

Федор тут же успокоился. Капля пота скатилась по его носу и шлепнулась на стол.

— Вот и умничка!

— Скажите, что со мной будет, когда я во всем признаюсь? Меня переведут?

— Ага, вам есть в чем признаваться?

— Конечно! — улыбнулся Федор так дико, что Герде показалось, что он сейчас на нее набросится. — Просто скажите, в чем я виноват, и я все подпишу!

Герда откинулась в кресло.

— Мне нужны факты, Федор, — проговорила она. — А не подписи. Судя по всему ты просто жертва своего папаши, и попал сюда как козел отпущения. Я права?

Его лицо вытянулось так, что Герде показалось, что челюсть Герасимова сейчас грохнется об пол.

— И если ты поможешь мне поймать твоего отца и закрыть уже к едрене матери это сраное дело, то быстрее выйдешь отсюда.

— Хорошо! Дайте бумагу!

— Вот… — Герда пододвинула Герасимову пустой листок.

Тот потянулся за ручкой, но цепи мешали. Тогда Герда толкнула ему ручку.

Федор что-то долго писал, от усердия прикусив язык. А когда закончил, размашисто расписался с крайне торжественным видом.

Затем дрожащими руками он пододвинул бумагу обратно.

— Это что? — спросила Герда, цепляя мелко исписанный с двух сторон лист ноготками.

— Признание! — выпалил Федор. — Чистосердечное! Во всех преступлениях против Империи!

Взгляд просто конченного безумца. Такой и мух будет есть, и тараканов, и все, что не попадется под руку.

Гертруда даже на миг пожалела, что выпроводила охрану, а потом пододвинула к себе бумагу и начала читать.

«…полностью осознавая тот вред, который могу причинить Империи и всему человечеству добровольно, я, Федор Александрович Герасимов, вступил в контакт с Нексусом и на протяжении десяти лет выполнял все приказы, поступающие мне…»

— Чушь! — откинулась на спинку Герда, смяла бумагу и выбросила в мусорку. — Мне не нужны такие «признания». Мне нужны факты о том, как нам найти твоего папашу.

— Прошу, — взмолился Федор и свел руки вместе. — Научите меня, как написать все правильно! А потом увезите меня отсюда! Как можно дальше!

— Зачем? — подняла бровь Гертруда. — Хочешь попасть в лагерь?

— Да очень хочу! Ведь там не будет… отца!

И Федор резко подпрыгнул на месте и звякнул цепями. А потом насторожился и оглянулся.

— Какого?.. — напряглась Герда. — Ты о чем? Федор, смотри на меня.

— Тихо… Он слушает нас… — шептал безумец. — Черт даже здесь… Я думал хоть вне камеры его не будет, но…

— Кто? Кто слышит⁈

— Помогите мне уехать! — повернулся к ней Герасимов с отчаянием во взгляде. — Он приходит ко мне каждый день и каждую ночь.

— Да кто, отец⁈

— Да! Он в моей миске, когда я ем баланду, он заглядывает ко мне в окно и смотрит на меня через окошко в двери. И он даже во снах! Мне постоянно снится подвал и отец!

— Да? И что он говорит?

— Он говорит мне, чтобы я отомстил Скалозубовым! Чтобы вырезал на шее у каждого из них кровавую улыбку! Прошу… Заберите меня! Еще он говорит, что завтра город сотрут с лица земли, и ни вы, ни Скалозубовы этому не сможете помешать!!!

И он начал биться на стуле, громко звеня цепями. В кабинете тут же поднялся ветер, но его кандалы заискрились, и Федора ударило током.

Дверь распахнулась, и в кабинет ввалилось двое охранников.

— Тихо! — поняла руки Гертруда и вскочила. — Оба вышли! Мы с ним еще не закончили!

— Он, походу, спятил, Гертруда Михайловна!

— Я вижу!

— Если будет бузить, кликните.

— Хорошо, — кивнула она, и парни скрылись за дверью.

Федор выдохся и устало рухнул на стол.

— Я все подпишу… — бормотал он, пуская слюни. — Мне нельзя оставаться здесь. Завтра… ЗАВТРА МЫ ВСЕ УМРЕМ!

А потом начал орать так неистово, что охранники снова вбежали в кабинет.

Герда опустилась на свое место и устало махнула рукой. Беснующегося психа тут же схватили и, отстегнув цепь, утащили вон.

Хлопнула дверь, и вскоре крики затихли в коридоре.

* * *

— Вас проводить? — спросил я Раскольникову, когда мы остановились у дома с колоннами, где находилась квартира ее покойного мужа.

— Нет, спасибо, я сама дойду, — она улыбнулась и пошла к подъезду.

Надеюсь вид разбитой в хлам квартиры она переживет. Впрочем, мы ее предупредили.

— Куда теперь, босс? — повернулся Костя.

— Подкинем домой Варю, — повернулся я к девушке, которая дремала на коленях у Лены. — А затем…

И я посмотрел на бывшую Жени. Она взглянула на меня как затравленная волчица, но ничего не ответила.

— А затем в поместье… — кивнул я Косте, и он завел мотор. — Там нас, поди, заждались.

Машина тронулась, и тут затрезвонил мобильный.

Герда? Неужели она выбрала кафе?

— Слушаю.

— Женя… Кхм, Евгений Михайлович.

— Да, Гертруда, я вас внимательно слушаю.

— Ты что, не один? Ладно. У нас небольшая проблема.

— Какая?