Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я потратил на задуманное всю доступную мне силу и на тело навалился откат. Брать взаймы у астрала само по себе плохая идея, а учитывая мое умирающее тело и подавно.
Но все это не важно. Я помутневшим взглядом продолжал смотреть как грозовые перчатки будто пылесос втягивают в себя частицы внешней энергии, перезаряжая артефакт. Лишь сила чистой ярости помогала мне оставаться в сознании.
— Прощай, — изрекла боярская свинья и направила на меня горящий ярким желтым цветом заряженный артефакт.
Катя что-то кричала.
Азаров отвернулся.
Яркая вспышка озарила поле боя и лишь миг спустя пространство накрыли вопли адской боли. Ух, кричащие в агонии враги. Услада для моих ушей. Даже дышать стало легче, и единственная целая нога наполнилась силой.
На силе незамутненного злорадства я смог сдвинуться в сторону катающегося по песку и верещащего Куракина.
Перчатки продолжали излучать желтое сияние, но заключенная в них стихия не выплеснулась наружу, а хаотично била владельца. Запахло паленым. Перегретый артефакт прожег руки Куракина до самой кости и даже не думал гаснуть.
Катя молчала с округленными глазами, а Азаров стоял разинув рот не понимая, что делать и стоит ли остановить бой.
Когда я медленно доковылял до обессиленно лежащего Куракина его грозовые перчатки уже погасли, а его рот до этого изрыгающий громогласный хохот, теперь мог пускать лишь слюни и кровь.
Только по зрачкам и внутренним потокам я смог определить, что свинорыл еще жив и даже в сознании.
— Хочешь знать как? — ласково спросил я, — вижу по глазам что хочешь. Твой пылесос, — я кивнул на раскаленные перчатки, — поглощает только те частицы, на которые ты его направишь. Весьма тупо, знаешь ли, когда ты не способен видеть эти самые частицы. Но, ты думал благодаря медальону и посоху ты не сможешь ошибиться.
В тот же миг моя напускная вежливость испарилась, а голос наполнился искренней яростью.
— Как думаешь, что произойдет если твой почти до краев заряженный электрический пылесос внезапно впитает в себя конфликтующей стихии?
Глаза беззвучно страдающего Куракина залились ненавистью, когда он осознал из-за чего закоротил его ненаглядный артефакт.
До атаки Куракина, одним взмахом пальцев я поменял местами скомпонованное облако грозовой энергии и частицы водной стихии. Идиот был так уверен в своем успехе, что ничего не почувствовал и собственными руками заполнил артефакт на тридцать процентов не той энергией.
Будь это частицы земли, воздуха, или чей-то родовой силы, витающей вокруг, его наручи бы просто не сработали. Но вода…
— Достаточно! Бой закончен… Как судья поединка… я официально заявляю, что… — наконец осмелился вмешаться наш курносый судья, но договорить я ему не дал и воткнул в череп Куракина его собственный посох.
— Теперь закончен, — из последних сил сказал я и обессиленный свалился на песок.
На этот раз мне ничего не снилось. Вокруг был лишь мрак и пустота. Это успокаивало и пугало одновременно.
Для Жуковых не нормально находиться в полной темноте. Когда тело спит, оно активно напитывается астральным потоком из тонкого мира, поэтому ее манящий нежно-голубой цвет наш вечный спутник.
Да и внешняя энергия вокруг не перестает существовать. Чтобы перестать видеть эти запутанные плетения недостаточно просто закрыть глаза. И спать недостаточно. Как я проверил на своей шкуре, умереть тоже недостаточно. Астрал выше смерти.
Но так или иначе сейчас вокруг было темно и мертвецки тихо. Я не стал сопротивляться и поддался неожиданному чувству покоя.
* * *
— Он проснулся!
— Вижу, зови Агату, живее…
— Но я хотела сначала…
— Потом.
— Поняла.
Два смутно знакомых голоса варварски потревожили мое умиротворенное сознание и в мозг словно ударила молния. От неожиданности я вздрогнул и открыл глаза. Тело ощущалось ватным и плохо слушалось, но боли не было.
Яркий свет прожектора под потолком бил прямо в лицо, отчего сфокусироваться не удавалось. Нащупав в себе частичку астральной энергии, я пустил ее в правую руку и одним движением разнес слепящий круг на кусочки.
В комнату вернулся полумрак, и я смог сфокусировать зрение. Вот так лучше.
— Мог просто попросить, — ледяным тоном прилетел упрек из темноты.
— Так быстрее, — машинально ответил я и смог занять сидячее положение.
Голос, от которого даже у меня мурашки пробежали по телу, был мне прекрасно знаком. Я подвис на секунду чтобы вспомнить в каком именно из миров я его слышал… в старом. Определенно в старом. Шестеренки в мозгу наконец заработали на полную мощность, и я вспомнил при каких обстоятельствах потерял сознание.
— Василиса Михайловна, какой приятный сюрприз, — вздохнул я и из темноты на освещенную часть комнаты уверенно шагнула дамочка в кремовом коктейльном платье.
Дорогие украшения, макияж и элегантная сложная прическа подсказывали, что аристократку вырвали со светского приема.
— Интересный наряд для посещения больницы.
Я смутно припомнил что Катина мама должна была быть с дочерью в Лондоне.
— Мы не знакомы, юноша, — заявила Василиса Михайловна, оставив мой комментарий без внимания.
— Жуков Марк Игоревич, очень приятно, — пожал я плечами и хотел было протянуть руку, но передумал.
Богданова старшая лишь хмыкнула в ответ.
— Я не об этом, умник. Твой взгляд, — подозрительно сощурилась она и коснулась длинным ногтем моего лба, — он врет.
— Взгляд врет?
— Он источает восхищение и даже теплоту, скрытую за разумной предосторожностью и едва заметным налетом подавленного инстинкта самосохранения, — пропела Василиса Михайловна и ее ноготь резко соскользнул с моего лица, оставив кровоточащую царапину.
Дерзко заглянула в самую душу и даже не поморщилась. Совсем не изменилась.
— Впечатляет, как и всегда, — улыбнулся я.
— Вот об этом я и говорю! — обреченно вздохнула и присела на кровать властная аристократка, — ты не должен меня знать, но почему твои глаза твердят совершенно обратное?
— Сложно объяснить.
— А ты постарайся. И я бы на твоем месте поторопилась, — добавила Василиса и провела ладонью по моему оголенному прессу, — хоть ты этого и не чувствуешь, твое тело стремительно угасает.
— Знаю. Поэтому я и искал встречи, — уверенно ответил я и встретился с бездонно-черными глазами Василисы.
Ее невозмутимый взгляд подавлял волю и заставлял всю душу трепетать. Пряди длинных матово-черных волосы спадали до груди, лишь местами поблескивая едва заметными розовыми вкраплениями.