Пока племя ожидало ответа от федерального правительства, Молли жила в страхе, зная, что может стать следующей мишенью очевидного заговора по истреблению ее семьи. Она не могла забыть ночь за несколько месяцев до взрыва, когда лежала в постели с Эрнестом и услышала возле дома шум. Кто-то влез в ее машину. Муж успокаивающе прошептал: «Лежи тихо»[232], и преступник умчался в угнанном автомобиле.

Когда произошел взрыв, Хэйл был в Техасе и теперь, вернувшись, увидел обгорелые развалины дома, словно после военных действий — «ужасающий памятник»[233], как назвал их один из следователей. Хэйл пообещал Молли, что отомстит за кровь ее семьи. Когда он узнал, что группа преступников, возможно, виновная в терроре против осейджей, запланировала ограбить ювелирную лавку и украсть бриллианты из сейфа, то сам взялся за дело. Хэйл предупредил хозяина, который устроил засаду. На его глазах взломщики и впрямь проникли в магазин, и он выпустил в одного из них заряд из одноствольного дробовика 12-го калибра. После того как другие преступники сбежали, мертвеца пришли осмотреть представители властей и увидели золотые передние зубы. Это был Аса Кирби, подручный Генри Грэммера.

Спустя время пастбища Хэйла подожгли. Огонь распространился на мили, земля почернела и была усеяна тушами скота. Даже король Осейдж-Хиллз оказался уязвимым. Молли, так долго искавшая правосудия, отступила и скрылась за закрытыми дверями и ставнями своего дома. Она перестала принимать гостей или ходить в церковь — казалось, убийства сокрушили даже ее веру в Бога. Жители округа шептались, что Молли заперлась ото всех, чтобы не сойти с ума, или что она уже повредилась умом, не выдержав напряжения. Ее диабет также, казалось, ухудшался. В Управлении по делам индейцев получили записку от одного из ее знакомых, где было сказано, что «состояние ее здоровья ухудшилось, и ей осталось недолго»[234]. Мучи мая страхом и болезнью, Молли отдала своего третьего ребенка, Анну, на воспитание родственнице.

Время стирает все. Об этом этапе жизни Молли сохранилось мало свидетельств, по крайней мере, авторитетных. Никаких документов о состоянии ее здоровья в период, когда агенты Бюро расследований — малопонятного подразделения министерства юстиции, в 1935 году переименованного в Федеральное бюро расследований, — наконец прибыли в город. Никаких записей о том, что она думала о врачах, братьях Шоун, постоянно приходивших и уходивших и коловших ей «новый чудодейственный препарат» — инсулин. Казалось, сыграв свою трагическую роль, она просто сошла со сцены.

В конце 1925 года местный священник получил от Молли тайное послание. Ее жизнь, писала она, в опасности. Вскоре сотрудник Управления по делам индейцев получил еще одно сообщение: Молли умирает вовсе не от диабета, ее тоже травят ядом.

В один из летних дней 1925 года Том Уайт, ведущий специальный агент регионального управления Бюро расследований в Хьюстоне, получил срочный приказ из штаб-квартиры в Вашингтоне. Новый начальник, Джон Эдгар Гувер, вызывал его для беседы — личной. Уайт собрался мгновенно. Гувер требовал, чтобы его сотрудники носили темные костюмы, неяркие галстуки и черные, до блеска начищенные туфли. Агенты должны были также соответствовать определенному американскому типу: белые, юристы, профессионалы. Казалось, новое предписание — новый запрет — он издавал ежедневно, и Уайт с вызовом нахлобучил большую ковбойскую шляпу.

Он попрощался с женой и двумя сыновьями и сел в поезд, совсем как в пору службы железнодорожным детективом, когда в погоне за преступниками носился от станции к станции. Теперь Уайт преследовал лишь собственную судьбу. Приехав в столицу, сквозь шум и огни он добрался до штаб-квартиры. Как ему сказали, у Гувера есть для него «важная информация»[235], но какая, он понятия не имел.

Уайт был прославленным стражем закона старой закалки. На рубеже веков он служил техасским рейнджером и немалую часть жизни провел в седле, рыская вдоль юго-западной границы с винчестером или перламутровой рукояткой шестизарядного револьвера в руке в поисках беглых преступников, убийц и грабителей. Шести футов четырех дюймов (193 см. — Прим. перев.) ростом, Уайт был жилист и обладал пугающим хладнокровием отличного стрелка. Даже втиснутый в узкий, застегнутый на все пуговицы костюм, словно ходящий от двери к двери коммивояжер, он казался персонажем из эры героев. Годы спустя работавший с Уайтом агент бюро писал, что он был «образцом благочестия, подобным отважным защитникам миссии Аламо»[236]. И добавлял: «Весь его облик в замшевой ковбойской шляпе и выправкой от макушки до пят как по отвесу производил сильнейшее впечатление. Ступал он как кошка — величаво, мягко и бесшумно. Говорил так же, как смотрел и стрелял — точно в цель. Он пользовался беспрекословным уважением и внушал благоговейный ужас юнцам с Восточного побережья вроде меня, взиравшим на него со смешанным чувством почтения и страха. Однако, посмотрев в его серо-голубые глаза внимательнее, ты встречал в них блеск благожелательности и понимания».

На работу в Бюро расследований Уайт поступил в 1917 году — из-за перенесенной не так давно операции ему пришлось уйти из рейнджеров. Он говорил, что работа специальным агентом была для него возможностью послужить стране, но это была лишь часть правды. На самом деле он понимал, что племя старых хранителей Фронтира, к которому он принадлежал, исчезает. Хотя ему еще не исполнилось и сорока, он опасался превратиться в ходячий реликт из бродячего цирка «Легенды Дикого Запада».

Президент Теодор Рузвельт создал Бюро в 1908 году, надеясь заполнить вакуум федеральных правоохранительных органов (вследствие затянувшегося противодействия генеральный прокурор администрации Рузвельта действовал без одобрения законодателей, из-за чего один конгрессмен назвал новую организацию «бюрократическим ублюдком»[237]). Когда Уайт пришел в Бюро, оно включало в себя лишь несколько сотен агентов и ничтожное число местных отделений. Юрисдикция была весьма ограниченной, и сотрудники занимались самыми разными делами: нарушения антимонопольного и банковского законодательства, нелегальный оборот между штатами угнанных машин, противозачаточных средств, фильмов с поединками профессиональных боксеров и порнографической литературы, а также побеги заключенных из федеральных тюрем и преступления, совершенные в индейских резервациях.