выгибает бровь, глядя на меня, но я делаю выпад в ее сторону и, черт возьми, выгибаю свою в ответ.

— За девичник, — говорю я, поднимая рюмку.

Девушки повторяют эти слова наполовину со смехом-наполовину с криком, и Йен присоединяется, но явно скептически, прежде чем опрокинуть рюмку назад.

— Что, во имя всего святого, это было такое фруктовое? — спрашивает она, и я смеюсь.

— Коктейль. Куантро, апельсиновый ликер и ред булл.

— Ну, черт возьми, давай возьмем еще!

Я ухмыляюсь, когда она указывает официанту, работающему за стойкой, и заказывает еще порцию шотов. Я прошу еще бутылку воды, потому что мне уже не двадцать один год и похмелье настоящее. Оно просто изменилось сейчас, когда мне приближается тридцать и у меня нет трехдневного периода на восстановление.

Наверное, стоило поесть побольше раньше, но, ну, как сказала бы Тара… Жизнь одна.

Боже, это звучит нелепо даже в моей голове.

Шоты подаются на стол, и, конечно, на каждого из нас приходится по четыре шота.

Боже мой, я скончаюсь. В одном из них чертов бенгальский огонь!

Но я принимаю свой новообретенный менталитет, пусть даже всего на одну ночь. Сегодня ночь, когда я начинаю жить.

Так что я пью с остальными, я даже пытаюсь добиться успеха и твердо заявляю, что я, действительно, не девушка-тусовщица, но это все равно весело. Я присоединяюсь к их следующему раунду караоке, мы танцуем до тех пор, пока у меня не отваливаются ноги, и я просто пытаюсь повеселиться.… Я пытаюсь повеселиться. Это странная концепция, но мне так приятно, что я разделяю радость девичника.

— В уборную. Мне нужна уборная! — Я кричу Йен. Видимо, караоке закончилось, и заиграл ди-джей, так что теперь я с трудом слышу свои мысли, не говоря уже о том, чтобы с кем-то разговаривать.

— Хочешь, чтобы я пошла? — спрашивает она, и я с улыбкой качаю головой.

— Все в порядке. Я вернусь. Принесешь мне еще воды?

Она хихикает, глядя на меня, но кивает.

— Конечно, бабушка.

Я показываю ей фак и отхожу от кабинки в сторону бара, так как светящаяся розовая вывеска "туалет" находится на дальней его стороне. Проталкиваясь сквозь толпу людей, понимаю, что чувствую себя свободнее, чем когда-либо в своей жизни.

Это хорошо.

Сегодня вечером я действительно возвращаю себе жизнь. Начинаю все сначала.

Может быть, дело в выпивке, но я здесь ради позитива во всем этом.

— Извините! — Кричу я, наткнувшись на какого-то чувака, что осознаю, только когда замечаю, что мой топ спереди немного мокрый. Я поднимаю взгляд, и у меня отвисает челюсть. — Ты!

Парень из лифта ухмыляется мне сверху вниз, в уголках его ярко-зеленых глаз появляются морщинки, когда он говорит:

— Я.

Я чувствую, как в моем мозгу происходит короткое замыкание, когда пытаюсь заговорить, замечая, что его светлые волосы длиной до плеч откинуты назад, демонстрируя эту долбаную линию челюсти, вырезанную из мрамора. То, как его кожаная куртка свисает с широких плеч, а черная футболка натягивается на явно рельефную грудь, определенно не заставляет мой мозг работать быстрее.

— Позволь мне предложить тебе еще выпить! — Говорю я, когда, наконец, прихожу в себя, кладу руку ему на плечо и наклоняюсь, чтобы убедиться, что он меня слышит, надеясь, что он не заметил, как я была поражена тем, насколько он горяч.

Снова.

— О, ни в коем случае. Я не собираюсь позволять самой красивой женщине в баре покупать мне выпивку, но, если ты позволишь, я угощу тебя.

Не могу сказать, из-за алкоголя в моем организме или просто из-за того, что он успокаивает меня и заглушает голоса в моей голове, но я ловлю себя на том, что соглашаюсь.

— Что ты пьешь, Ангел?

Я сжимаю губы, пытаясь не рассмеяться над пошлым прозвищем, но что-то в этом меня привлекает, что незнакомец не знает моего имени. Определенно, дело не только в том, насколько он чертовски горяч, пудрит мне мозги.

Нет, сир.

Этого не могло быть.

Ха, это рифмованно.

О, возможно, я уже выпила слишком много рюмок, но глупости все еще срываются с моих губ. — Матадор. Текила, ананасовый сок и лайм.

— Твое желание, — говорит он, подмигивая мне, — это мой приказ, — безмолвный намек, который заставляет меня смеяться, когда он кладет руку мне на поясницу и подводит ближе к барной стойке. Он обхватывает меня рукой, прикрывая от количества присутствующих здесь людей — что все еще сводит меня с ума, потому что сегодня чертова среда — и, как только наши напитки готовы, он пододвигает стакан ко мне.

— Так как тебя зовут, Ангел? — спрашивает он, когда я делаю глоток, наслаждаясь фруктовым вкусом на языке.

Я застенчиво смотрю на него сквозь ресницы.

— Это имеет значение?

От его смеха у него трясутся плечи, а в моем животе порхают бабочки.

— Нет, если ты этого не хочешь.

Это может быть совершенно безрассудно. Совершенно глупо. Я имею в виду, кто в наши дни доверяет незнакомцу? Но он живет в моем доме, и он горяч, и здоров… он же не может быть каким-то психопатом-серийным убийцей, верно? Мне не может так сильно не повезти.

Я допиваю свой напиток, пока мы раскачиваемся под музыку, моя спина прижата к его груди, его рука на поясе моих джинсов, его большой палец поглаживает обнаженную кожу моего живота, и, черт возьми, прошло слишком много времени с тех пор, как кто-то прикасался ко мне по-настоящему, потому что, клянусь, я чувствую каждое прикосновение каждой клеточкой своего существа.

— Хочешь вернуться ко мне? — он шепчет мне на ухо, прижимаясь губами к чувствительной коже чуть ниже нее, заставляя меня сделать глубокий вдох.

Может быть, это и плохая идея, но жить. Не выживать.

Кажется, я не могу заставить свои губы шевелиться, поэтому киваю, и, похоже, это все, что ему нужно. Он берет у меня из рук стакан и ставит его на стойку, прежде чем переплести свои пальцы с моими и увести меня