— Ну, ты, Анюта, вообще!.. Прямо как мой Митроша!

— Твой?! — сразу же поджала губы Анюта. — Ты что, ему родственница? Тётка двоюродная?

— Митроша — мой хвостик! — махнула рукой Катя. — Он вообще только благодаря мне из класса в класс переползает. Точнее, за мной!

Это была совершеннейшая чепуха, и Катя прекрасно понимала, что говорит чепуху, но остановиться не могла.

— Он, если хочешь знать, для меня всё сделает! Одно моё слово! — уверенно закончила она.

— Вот как?! — прищурилась Анюта.

Неведомый злой бес толкнул её под руку.

Анюта схватила телефонную трубку и, думая лишь о том, как бы покрепче досадить зазнавшейся подружке, набрала знакомый номер.

— Ты чего? — успела удивиться Катя.

— Митроша, голос! — торжествующе скомандовала Анюта и сунула трубку Кате.

Катины глаза сначала округлились, а затем полезли на лоб.

Она прижала трубку к уху так, словно её неожиданно вызвали на переговоры с Марсом. Из трубки нёсся захлёбывающийся, счастливый визг щенка, которого приласкал нежно и беззаветно любимый хозяин. Голоса Митроши Катя не могла не узнать.

— Ну ты даёшь, Митрофан! — придя в себя, произнесла Катя.

Щенячий визг в телефонной трубке захлебнулся.

— Ты даёшь!.. — повторила Катя.

И сразу же засобиралась домой. Анюта её не удерживала.

Едва за подругой закрылась дверь, Аня бросилась к телефону.

Митрофанов трубку снял сразу.

— Митроша! Митрошенька! Это я, Аня! Митроша, ты слышишь? — закричала девочка.

Трубка молчала.

Там, в Митрошиной квартире, стояла чужая, непривычная тишина. Анюта нажала пальцем на рычаг и заплакала…

В школе мне задали на дом нарисовать снежинку.

Сначала я сделал другие уроки: выучил наизусть стишок и решил четыре примера по арифметике. А затем взял альбом с карандашами и уселся к окну.

Мой брат Миша возился на ковре с машинками, потом подошёл и заглянул мне через плечо.

— Каракатицы какие-то! — сказал он про снежинки в альбоме. И зачем-то ещё добавил: — Болотные!

— А ты сам попробуй! — обиделся я. — Они вон как быстро пролетают!

На улице шёл негустой снегопад: крупные снежинки падали плавно и медленно-медленно, едва заметно кружась в воздухе.

— Пойдём гулять! — предложил вдруг брат. — Бери свой альбом!

Я сразу всё понял.

Мы быстро оделись и выбежали во двор.

Там Миша сразу же поймал на мизинец пролетавшую снежинку.

Снежинка тут же и растаяла.

— Ну что же ты! — сказал я брату. — Ведь твои пальцы такие тёплые!

Миша быстро натянул на руку варежку и сразу же поймал на ладонь новую снежинку.

— Рисуй!

Я посмотрел на снежинку… и замер.

Много раз я смотрел, как падает снег, лазал по сугробам, лепил снежки и даже скатал не одного снеговика!

Но впервые в жизни я вдруг увидел и понял, какой же удивительной, волшебной и сказочной красоты эта крошечная снежинка на ладони моего брата!

Из соседнего подъезда во двор вышла Лена Кадникова, моя одноклассница. В руках у неё был альбом для рисования.

— Привет! — сказала нам с братом Ленка. — Тоже снежинку рисуете?

— Просто любуемся, — ответил ей Миша.

Вокруг нашего парка утром проложили лыжню. Здорово же!

Денёк как по заказу выдался солнечным, с лёгким бодрящим морозцем. Мы с моим лучшим другом Валеркой решили тут же пробежаться на лыжах.

Только пришли, Валерка вдруг толкнул меня в бок:

— Смотри!

— Куда смотреть? — не сразу понял я.

Нигде ничего особенного не наблюдалось. Мимо нас неторопливо проскользил одинокий лыжник — сухонький такой дедуля в тёмно-синем старомодном спортивном костюме.

— Олимпийский чемпион! — прошипел мне в самое ухо Валерка и дёрнул подбородком в сторону удаляющегося старичка.

— Этот вот дед?! — едва не расхохотался я. — Да ему в обед сто лет! Из Древней Греции, что ли, чемпион твой?! Из бывших, значит?

Лыжник скрылся за поворотом. Я воткнул палки в снег, а затем нагнулся, чтобы зафиксировать как следует крепление на ботинке.

— Точно говорю! — начал закипать Валерка. — Олимпийский чемпион! Все знают! Он в соседнем доме живёт!

Потом Валерка с жаром стал объяснять мне, что олимпийские чемпионы никогда бывшими не бывают. Олимпийский чемпион — это навсегда! Чемпион мира там или Европы — этот да, чуть что, зазевался — и на тебе, превратился в экс-чемпиона, обошли тебя, голубчика. А вот олимпийский чемпион!.. Победил на Олимпиаде — а после сто лет прошло или даже двести — ты всё равно олимпийский чемпион!

— Лыжи надевай! — посоветовал я другу. — Сто лет прошло, а он олимпийский чемпион — это хорошо!.. Мне это даже очень нравится!

Старикан в синем костюме тем временем, обогнув парк, уже вновь показался у нас за спиной. Полз он по лыжне с какой-то совершенно черепашьей медлительностью.

Потрясающая идея сама собой пришла мне в голову.

— Ты когда-нибудь выигрывал гонку у олимпийских чемпионов? — спросил я друга. — Обгонял их на трассе?

Мы пропустили олимпийца, позволили ему немного уйти вперёд, а затем бросились вдогонку.

— Эй, с дороги! Лыжню! — победно закричал я уже через несколько секунд.

Старичок всего на миг обернулся и вдруг, сильно толкнувшись палками, рванул вперёд с такой скоростью, что мне и не снилось.

Я тоже прибавил ходу, да куда там!

За моей спиной тяжело сопел Валерка, а лыжник впереди удалялся так стремительно, будто мы с другом просто стояли на месте!

Затем синяя спина вообще скрылась из виду…

— Не отставай! — крикнул я другу.

Непобеждённый олимпийский чемпион стоял за поворотом, терпеливо поджидая нас.

— А вы неплохо катаетесь на лыжах, ребятишки! — улыбнулся он. — Из вас может выйти толк!

Валерка в изнеможении свалился на снег. А вот я был просто счастлив. И, переведя дыхание, попробовал улыбнуться в ответ. Потому что мы с Валеркой совсем чуть-чуть не догнали на лыжне олимпийского чемпиона! И не какого-нибудь там бывшего! Только олимпийские чемпионы никогда не становятся бывшими!