– Я передал вам наши условия, – твердо вымолвил Ли Вэйгу. – Остальное уже – только ваши проблемы… И, я думаю, вам понятно, что эта новая партия будет совсем бесплатной. Кроме того, вы два раза покроете наши потери. – Сказал и решительно поднялся из кресла, ставя жирную точку в затянувшемся и навязшем в зубах разговоре.

– Ты уверен, что он хорошо усвоил твой урок? – переспросил Ван Дэн-лао, хотя мог бы этого и не делать. С первых же слов разговора почувствовал, что приемыш справился с его серьезным поручением. А на свою интуицию он давно привык полагаться. Она его никогда не подводила.

– Да, Ван-лаоши. Он очень напуган. Я уверен, что он сделает все, что от него потребуется…

– Это хорошо… «Глаза боятся – руки делают» – так вроде у них там говорят?

– Именно так и говорят, – с коротким вежливым смешком ответил Ли Вэйгу, – когда их как следует подпечет… Я гарантирую, что теперь он будет очень сильно стараться. Он будет послушным и покладистым.

– Ты снова радуешь меня, мой мальчик… Тогда убедись, что он действительно начал работать, и можешь возвращаться. Все остальное возьмет на себя Ву Дай Линь.

Отключив сотовый телефон, Ван Дэн-лао потушил верхний свет, и гостиничный номер погрузился в мягкий спокойный полумрак. Он неуверенно подошел к огромному, во всю стену, звуконепроницаемому окну и остановился в раздумье: «Пока не следует его огорчать. Пускай как можно дольше остается в полном неведении. Пусть продолжает надеяться, что сразу же после возвращения в Хэйхе он сможет отправиться в Хабаровск».

Сегодня его раздражало буквально все. И нестерпимо яркие всполохи рекламных огней на неумеренно и безвкусно расцвеченной Виктория парк роуд. И темный глянец вечернего залива с бесчисленными, безостановочно снующими по нему катерами, яхтами, рыбацкими сампунками. Раздражали запахи и звуки…

До встречи с Энди Лу, назначенной в китайском ресторане отеля «Шератон», оставалось уже меньше часа, а он все еще не был к ней внутренне готов. Не был до конца уверен в том, что сумеет «сохранить лицо», сумеет устоять, уйти от окончательного поражения в затянувшейся смертельно опасной партии с этим старым прожженным хунхузом, цепким и алчным, как голодная акула.

Вспоминая состоявшийся накануне телефонный разговор с Сянганом, Ван Дэн-лао покрывался испариной с головы до ног: «Как?! Как ему удалось узнать о том, что я, кроме всего прочего, поставляю в Пекин психотропные препараты? Кого из моего ближайшего окружения он умудрился купить с потрохами?.. Мальчишка практически исключается. Он мало что знает, да и допущен к делу совсем недавно… Ву Дай Линь? Нет. Он тоже на это не способен. Он слишком сильно от меня зависим. Он прекрасно осознает, что при первом же поползновении на свободу я раздавлю его, как букашку… Может быть, досадная утечка произошла на уровне столичного муниципалитета? Но тогда это означает полный крах! Это значит, что я постыдно проглядел новую рокировку, и в любой момент из меня могут сделать очередного козла отпущения!..»

Энди Лу пошел на уступки. Он благосклонно согласился увеличить долю своего младшего компаньона в совместном бизнесе. Но немедленно, в ту же минуту потребовал от него встречной услуги. Однако цена ее была такова, что все с большим трудом приобретенные благоприятные «преференции» моментально теряли для Ван Дэна-лао всякий смысл. Ему надлежало в нереально короткий трехмесячный срок доставить в Шигадзе[29]крупную партию «би-зет».

«Шигадзе?! – полыхало в сознании Ван Дэн-лао. – Ну какое мне дело до всей этой кровавой нескончаемой грызни за Лхасу?! До этого «фальшивого ламы»[30]и этих страдающих заумной дурью «желтых шапок»[31]? Я же всегда занимался только чистым бизнесом. Зачем мне еще и какая-то глупая и чреватая жуткими последствиями политическая возня?..»

Ван Дэн-лао пошатнулся от неожиданно нахлынувшей слабости. Боясь потерять равновесие, оперся рукою на стекло. Испуганно пошарил глазами по сторонам. В несколько попыток на ватных ногах добрел до длинного и низкого дивана. Опустился на самый краешек. Закрыл глаза и тут же скрючился от острой, пронзительной боли в правом подреберье. Печень его не выдержала бесконечно долгих нервных потрясений. Сдалась под напором застоявшейся, давно не имеющей выхода черной горячей желчи. «Тонут умеющие плавать, – шепнул он пересохшими губами. – Если бы ты помнил об этом раньше!»

До въезда в город капитально пострадавшая в столкновении «Тойота» дотащилась на последнем издыхании. У знака ограничения скорости Славкину даже притормаживать не пришлось. Давно уже плелись куда медленнее. При ударе рассыпался подшипник на правом переднем колесе, и оно на протяжении всего пути надсадно и нудно гудело, как озабоченный бычара, а временами и зловеще пощелкивало (вот-вот обойма лопнет!), стоило хоть немного прибавить газу. Поврежденные, покореженные привода похабно хрустели уже при минимальном повороте руля. Машине требовался срочный серьезный ремонт.

К обшарпанной стеле с надписью «Зареченск», выложенной из склеенной цементной крошки, крашенной серебрянкой, Саня подъезжать не стал. Загодя свернул на пустырь. Протянул по плохо накатанной полевой дороге, ведущей к давно заброшенному гравийному карьеру еще пару сотен метров, пока трасса окончательно не скрылась из вида, и заглушил натруженный перегретый движок.

С минуту в машине царила полная тишина.

– Пойдем курнем, Андрюх, – первым нарушил ее Славкин. – Мы скоро, мужики…

– Как думаешь, с той встречной ничего такого не заметили? – спросил Андрей, упорно разминая и так уже полупустую сигарету.

– Думаю – нет… Она же на подъем шла. Да и далековато им еще до поворота было…

– Может быть, надо было остановиться и посмотреть?

– Зачем? – тупо уставился на него Санек. – У нас же добивать времени не было… Без ствола – это долгая замута, если их по-серьезному в салоне заклинило… Тогда бы уж точно светанулись… Постой, браток… Так ты же не об этом?.. Ты что, слюну пустил? У-у-у… Да ты совсем поплыл!.. – угрюмо насупился Славкин. – Мда-а-а… Так мы далеко-то не уйдем… – Отступил в сторону. Сплюнул через зубы. Но через силу справился с собой. Разогнал глубокую жесткую складку между бровей и опять подошел к другу. Облапил бережно: – Давай-ка, брат, сейчас прямо… Пока еще не поздно… Смотрю я на тебя, Андрюш, и вижу, что не готов ты. Совсем не готов. Все мечешься, как шкурка на болте. Себя изводишь. Как будто на причале раскорячился. Одна нога уже в лодке, а другая – все еще на берегу. И оторвать ты ее все еще боишься. Но так нельзя, Андрюх. Так только яйца рвать. С такой бодягой в голове ни в какой бой и соваться нельзя. Нельзя, понимаешь?