Эдвард поцеловал ей руку.

— Сегодня вы остаетесь здесь ночевать. Впереди ужин. Ты взяла с собой переодеться: нарядное платье или что-нибудь в этом духе?

— Нет, на торжественный ужин мы не рассчитывали, если честно,— Юля судорожно соображала, куда бы рвануть за платьем.

Эдвард внимательно посмотрел на нее.

— Я не знаю, как ты отнесешься к моему предложению,— он встал и протянул ей руку,— пойдем со мной.

Они прошли в конец коридора, и Эдвард открыл ключом последнюю дверь.

—Прошу,— с придыханием произнес он, пропуская ее вперед.— Комнату Элизабет я держу закрытой. Ты первая женщина, переступающая сей порог за многие годы. Только прислуге позволено поддерживать здесь чистоту.

Юля с трепетом в груди переступила порог и огляделась. На нее повеяло теплом и домашним уютом. Она подошла к полке, на которой были расставлены фотографии.

—Я хочу посмотреть ваш семейный архив. Можно?— повернулась она к Эдварду.

Уголки губ его дрогнули, и он достал альбом в кожаном переплете. Они сели на кровать и погрузились в историю семьи Фарреллов. Эдвард с жаром делился с Юлей тем, что вряд ли рассказывают посторонним людям. Она слушала и не перебивала. Ее забавляли фотографии Роберта в ползунках, шортах, на велосипеде, в обнимку с собакой, но изображения тридцатилетнего Эдварда притягивали ее взгляд как магнит.

— Джулия,— он захлопнул альбом, когда они дошли до последней страницы.— я не знаю, удобно ли просить тебя об этом, но можешь надеть сегодня к ужину одно из платьев Элизабет? Они все коллекционные. Я думаю, тебе что-нибудь понравится.

— Как к этому отнесутся другие члены семьи?— Юля меньше бы удивилась, предложи он ей сейчас руку и сердце.

— Не переживай, это я возьму на себя. Так ты согласна?— в его голосе слышалась надежда.

Разве могла она ему отказать?

—Хорошо. Я исполню твое желание.

Эдвард подошел к гардеробной и распахнул ее.

—Я оставлю тебя на некоторое время,— глаза его сияли.— Спасибо за то, что ты есть.

Эдвард вышел из комнаты.

Юля села на кровать и снова открыла альбом. Она искала страницу с фотографиями последнего дня рождения Элизабет.

— Прости меня,— обратилась Юля к ее изображению,— я заняла твое место в доме и в сердцах твоих мужчин. Но им очень одиноко. И я постараюсь стать для них тем, кем была ты. Сегодня передо мной непростая задача. Мне предстоит побыть тобой один вечер. А еще меня хотят скомпрометировать. Люди идут в театр и думают, что там игра. Нет, театра в жизни гораздо больше. И я исполню сегодня свою роль с блеском, чтобы получить единственное настоящее счастье — любовь твоего сына.

Юля приняла душ, высушила волосы и вскоре уже стояла посреди гардеробной, перебирая бесчисленные наряды мамы Роберта. На Итон-сквер ее вещей, к счастью, не было. Возможно, оттого, что последний год жизни Элизабет провела здесь. Юля искала определенное платье. То, в котором мать ее избранника присутствовала на последнем в жизни дне рождения Эдварда. Странным образом, но Юля будто разбирала вещи близкой подруги.

По правую сторону висели платья, блузы и юбки, а по левую пальто, пара шуб из соболя и норки, куртки, плащи. На нижних полках по обе стороны была расставлена обувь.

—Вот ты где спряталось,— Юля сняла с вешалки платье из тончайшей розовой ткани, усыпанной стразами и слегка собранной в складку. Скинув полотенце, Юля натянула легкий, открытый сверху и длинный, расходящийся книзу, наряд. Она встала на цыпочки и глянула на себя в зеркало. Раздвоенные плечи, глубокое декольте и лиф красиво подчеркивали грудь. Юля взяла с обувной полки серебряные босоножки, состоящие из тонких ремешков, и повертела их в руках. Размер ноги у Лиз оказался тот же, что и у нее. Присев на небольшой табурет, обитый бордовой замшей, Юля обулась. Встав, она прошлась. Глубокий разрез по центру юбки при ходьбе открывал ее стройные ножки.

Юля вернулась в комнату села перед трюмо и посмотрела на парик из каштановых волос. Немного подумав, она решила отнестись к нему как к театральному реквизиту, надела его и собрала волосы в красивую прическу, как у Элизабет. Шпильки она нашла в шкатулке на трюмо. В одном из ящиков она нашла складной нож, похожий на тот, что имелся у Юли, но остался на Итон-Сквер: "Мне кажется, мы и правда похожи. Ты. Лиз, наверное, тоже могла постоять за себя. Займу у тебя эту вещь ненадолго. Может оказаться весьма кстати". Она нажала на кнопку, и лезвие вылетело вперед в мгновение ока. Юля нашла иголку и нитку. Через пять минут нож обрел укромное место в складках ее наряда.

Закончив сборы, Юля огляделась. Сложно было представить, что в этой комнате давно никто не жил. Элизабет любила бордовый и розовый цвета, потому что они преобладали как в ее одежде, так и в интерьере. Дубовая кровать под балдахином так и манила прилечь, но тут раздался стук в дверь.

—Войдите.

На пороге стоял Эдвард.

—Джулия, я…

Увидев Юлю, он вошел в комнату и прислонился к стене, не в силах отвести взгляд.

—Лиз…— прошептал он, схватившись за сердце.

Юля поднялась ему навстречу, сообразив, что Эдвард сейчас видит перед собой не ее, а свою жену, и замерла, выдерживая паузу.

Эдвард оторвался от стены и подошел к ней так близко, что Юля, смутившись, повернулась к трюмо. Машинально она взяла флакон духов и нанесла на кожу несколько капель. По комнате поплыл аромат лилии. Эдвард закрыл глаза и вдохнул его всей грудью.

—Этот запах,— простонал он и развернул Юлю за плечи.

«С париком явно вышел перебор. Твою дивизию! Ситуация выходит из-под контроля»,— ее единственным желанием было, чтобы кто-нибудь постучался к ним и прервал эту мучительную для обоих сцену. Одного пылкого взгляда Эдварда хватило, чтобы ее грудь тотчас налилась приятной тяжестью. Воспоминания о его властных губах и жарких прикосновениях к изнывающему от желания телу навсегда врезались в память. Возможно, дело в лекарстве, что он колол ей. Его изобретение — стриптовины, действовали почище конского возбудителя. Но исследования показали, что ничто так не ускоряет выздоровление как всепоглощающая сила любви: «Ох, и передозил он со своим зельем. До сих пор накрывает».