— Ах, Перси, — вздохнула Эйврил, присаживаясь на сундук. — Что за утро! Миссис Бастэбл сейчас отдыхает, и я попросила стюарда заварить чаю.

— Спасибо. Чашка чаю будет очень кстати.

Она удивлялась, что еще способна поддерживать беседу. Элис целовал ее так, словно отчаянно жаждал ее. И она отвечала, веря, что нужна ему. А теперь он говорит, что она ни при чем. Что любая женщина не устояла бы в такой буре страстей. Что его поцелуи — именно о таких она и мечтала — абсолютно ничего не значат для него. Просто реакция: он разряжается сексом, а миссис Бастэбл закатывает истерики.

В тот раз, когда они принадлежали друг другу — полностью, она, опьяненная пережитым наслаждением, смотрела на него с мечтательной улыбкой, а он приказал грубо уйти — вся его страстная нежность обернулась жесткой холодностью удовлетворенного мужчины.

Элис спас ей жизнь, рискуя погибнуть страшной смертью, он вел себя геройски — как всегда, таким он и останется навечно в ее растоптанном сердце.

— Ох, не плачьте! — Эйврил поспешила достать носовой платок.

«У нее их, должно быть, неистощимый запас», — подумала Перси, с трудом сглатывая душившие ее слезы.

— Не буду. Это просто шок. Думаю, надо полежать немного. Так будет лучше, правда?

— Конечно.

«Бедняжка Эйврил, ни к чему омывать ей руки своими слезами — ей тоже досталось».

— Ложитесь, я принесу вам чаю и подоткну одеяло. А ваши покупки я отнесу пока в свою каюту. Просто отдохните, милая.

24 декабря 1808 г.

Они обогнули южную оконечность Индии и теперь, в рождественский сочельник, взяли курс через океан на Мозамбик. Стюарды запаслись в Мадрасе южной зеленью, так что пассажирский салон и кают-компания утопали в декоре перистых пальмовых листьев и вьющихся растений.

Леди нарезали полоски алой и золотистой бумаги и вплели их в ветки, между которыми были протянуты гирлянды из бархатцев: цветы до поры хранились в прохладном, сыром трюме, и прекрасно сохранились.

— Почти как в церкви на Пальмовое воскресенье, но наши пальмовые ветви выше всяких похвал, — заметила Эйврил, когда они трудились над рождественскими украшениями и равномерно распределяли их по всей длине стола, словно матросы, вывешивающие праздничные флаги вдоль борта.

Капитан решительно восстановил закон и порядок, отметила Перси: стюарды расставляли на столах именные карточки, сверяясь с выданным на руки планом. Это означало, что она будет сидеть рядом с Элисом. После их возвращения на корабль она избегала любой близости с ним и вместе с тем презирала себя за трусость.

Она и не пыталась разобраться в своих мотивах: в конце концов, она обязана этому человеку тем, что осталась жива. Но находиться вблизи него было мучительной пыткой. Ей хотелось дотронуться до Элиса, хотелось, чтобы он снова искал ее губ, но Перси знала, что вспыхнувшая в нем страсть не была вызвана единственно ею — он повел бы себя так с любой женщиной.

И мало утешения в том, что он, как видно, тоже избегает ее.

— Теперь можно и подарки выкладывать, — заметила Эйврил. — Хорошо, что расставили именные карточки.

Перси заставила себя сосредоточиться на этой задаче. Стюардам приходилось нелегко: попробуй безукоризненно накрыть официальный праздничный обед, когда вокруг снуют и мельтешат леди и раскладывают по столу груды свертков, которые то и дело сползают с места от качки корабля. Общее настроение, однако, было вполне доброжелательным, и, как выразилась мисс Уайтон, перемещение подарков может только добавить веселья.

Перси перебирала кучу заготовленных ею свертков, вглядывалась в ярлыки, поправляя ленточки, и старалась не думать о том единственном, для кого у нее не нашлось подарка. Элис не заметит — убеждала она себя, перед ним и так будет груда подарков. Но внутренний голос шептал ей: заметит. Не то чтобы она желала подколоть его, но ей просто нечего было ему подарить. Пустячный сувенир — пустяк и есть. Так можно обидеть человека, спасшего ей жизнь. Нечто значительное — а она была вполне искусной швеей, чтобы смастерить изящный жилет из того шелка, что лежал в ее сундуке, — вызовет кривотолки.

Пожалуй, есть одна вещь — и мысль о ней не давала ей покоя, пока раскладывала свои подарки.

— Пора переодеваться к обеду, — заявила Эйврил, когда они все отступили на шаг от стола, любуясь делом своих рук.

Перси последовала за ней, и они разошлись по каютам.

Ящичек с драгоценностями был заперт в сундуке, она вытащила его и поставила на койку. К обеду — изумруды, решила она, взяла футляр с ожерельем и серьгами и отложила в сторону.

Она снова пошарила в ящичке, немного поколебалась, но все же сняла верхнюю полочку, вытащила все, что было под ней, после чего шкатулка, казалось, опустела. Теперь надо было потянуть за стерженек и нажать на узкую планку — тогда выдвигалось потайное дно. Именно здесь лежал узкий продолговатый пакет, обернутый потускневшей серебристой бумагой. Лента янтарного бархата, ярлычок с надписью: «Элис, с днем рождения! С любовью от Перси XXX» — свернулся и помялся.

Почти девять лет минуло с тех пор, как она приготовила этот подарок. «Стежки, может быть, не совсем ровные, — смущалась она, — надо проверить. И конечно же надо заменить обертку». Перси чуть поразмыслила, затем вытащила сверток, опустила его в ридикюль — таким как есть, собрала шкатулку и снова надежно заперла ее в сундуке.

* * *

Кают-компания постепенно заполнялась гостями капитана, и, когда Перси вернулась, там уже было шумно от гула голосов, звона чаш для пунша и фужеров с шампанским. Двери на палубу были открыты настежь, и морской переменчивый бриз остужал воздух, разогретый теплом человеческих тел, горячими блюдами и суетой стюардов. Несколько матросов на палубе играли на скрипках и флейтах.

— Леди Перси. — Капитан Арчибальд склонился над ее рукой и подал ей бокал вина.

— Леди Перси, вы выглядите, осмелюсь заметить, просто потрясающе. — Взгляд Дэниела Чаттертона сиял искренним восхищением: он любовался ее шелковым, янтарного цвета платьем и мерцающими изумрудами. — Вы выглядите такой… воздушно-невесомой, — он бросил быстрый взгляд в сторону остальных леди, отяжеленных драгоценностями и перьями, — и это только подчеркивает вашу красоту.

Ни к чему отпираться — его слова были приятны ей. Она сознательно ничем не украсила прическу, но кокетливо оставила на свободе один изящный каштановый локон, щекотавший ее плечо. Изумруды были весьма простой огранки и в незатейливой оправе, что выгодно подчеркивало их размер и отменное качество, и шелк ее платья подсвечивал их мерцающий блеск.

Но она оделась так не для Дэниела Чаттертона. Безупречный наряд заявлял о ее тонком вкусе и прекрасном чувстве стиля, и все эти ухищрения были предприняты для Элиса. «Посмотрите, чем вы пренебрегаете».

Он сейчас стоял у противоположной стены кают-компании и беседовал с Эйврил: она то смеялась, то краснела, и Перси позволила себе — на одну секунду — полюбоваться темным фраком, облегающими бриджами, безупречными чулками в полоску и изысканным шейным платком. В этом наряде он бы превосходно выглядел в своей лондонской гостиной, подумала она. Он переменил позу — и его мускулы заиграли, потревожив вырез фрака, а взгляд, которым он обвел людное помещение, выдавал в нем настороженного охотника. «Он подрастерял свою былую светскость», — подумала она и поймала себя на том, что облизывает пересохшие губы.