далеко за спиной показались облака желтой пыли: их настигали конники хунну. Лошади кочевников были быстры: всего через день не меньше восьмидесяти тысяч вражеских всадников плотно окружили отряд – однако, наученные предыдущим опытом, подходить не спешили, лишь обстреливали ханьцев из отдаления. Стоило Ли Лину остановиться и показать готовность к бою, противник отступал на недосягаемое расстояние; но едва ханьское войско трогалось с места, хунну опять приближались и осыпали их стрелами. Все это сильно замедляло переход – к тому же с каждым днем росло число раненых и убитых. Хунну преследовали их, словно волки, которые в диком краю идут по пятам за измученным, изголодавшимся путником в ожидании удобного случая. Мало-помалу ослабляя противника, они готовились нанести решающий удар.

После нескольких дней боев и отступления на юг отряд Ли Лина остановился на отдых в распадке. Раненых к этому времени было уже много. Осмотрев всех, Ли Лин приказал тем, кто получил одно ранение, нести оружие и сражаться, как обычно; тем, кто получил два, – помогать толкать обоз; имеющих много ранений он велел уложить в повозки. Что до убитых – их придется оставить здесь, в пустыне.

Тем же вечером, обходя лагерь, Ли Лин заметил женщину, переодетую мужчиной. Приказав обыскать обоз, он обнаружил таких больше десятка. Несколько лет назад, когда в провинции Гуаньдун уничтожили банду разбойников, их жен и детей переселили сюда, в западные провинции. Многие из женщин повыходили замуж за ханьских солдат, охранявших границу, или просто оказывали им услуги определенного рода. Они-то и увязались за отрядом, спрятавшись в повозках.

Ли Лин, недолго думая, приказал с ними расправиться. Про мужчин, которых они сопровождали, никто не сказал ни слова. Женщин увели в темноту ночной лощины. Какое-то время оттуда раздавались пронзительные крики, и лагерь застыл, напряженно прислушиваясь. Потом все стихло.

Утром хунну впервые за долгое время осмелились напасть, и войско Ли Лина вновь дало им отпор. Больше трех тысяч варваров остались лежать на поле боя. Ханьцы, доведенные до крайности их тактикой постоянных, изматывающих булавочных уколов, вложили в эту схватку все свое раздражение.

И снова они ползли на юг, по старой дороге на Лунчэн. Хунну вернулись к прежним методам и двигались следом, на расстоянии. На пятый день ханьский отряд забрел в болото – такие иногда встречаются в этой пустынной местности. Вокруг, сколько хватало глаз, простерлось поле сухого тростника; мерзлая грязь доходила до колен. Хунну обошли их с наветренной стороны и подожгли заросли; ветер мгновенно раздул пожар, который распространялся с огромной скоростью. Ли Лин сразу велел пустить встречный огонь, чтобы создать защитную полосу, и тем спас войско от пламени, но марш через болото стал настоящей пыткой.

Прошагав всю ночь по грязи, без сна или привала, они наутро выбрались к подножию горы, где их поджидали основные силы хунну. Всадники и пехота сошлись в отчаянной схватке. Чтобы спастись от смертоносной вражеской конницы, Ли Лин, бросив обоз, укрылся со своими людьми в редком лесу на склоне горы. Здесь, под защитой деревьев, ханьские лучники наносили врагу огромный ущерб. Когда сам шаньюй и его охрана показались на передовой, на них обрушился град стрел; белый конь шаньюя встал на дыбы, перебирая в воздухе передними ногами, и предводитель варваров в синем одеянии полетел на землю. Двое телохранителей, не спешиваясь, подхватили его с двух сторон, другие мгновенно сомкнулись вокруг них, и вся группа исчезла из виду.

После нескольких часов ожесточенного боя противника удалось отбросить. Хунну потеряли убитыми несколько тысяч, но погибло и около тысячи ханьцев.

От пленного, захваченного в тот день, Ли Лин узнал, что происходило во вражеском стане: шаньюй был поражен стойкостью и силой ханьских ратников, которые не испугались армии, в двадцать раз превосходящей их численностью. Видя, как отряд Ли Лина отходит все дальше и дальше на юг, шаньюй заподозрил, что его заманивают в ловушку и где-то поблизости скрываются более значительные силы. О подозрениях он сообщил своим военачальникам, и те согласились, что это вполне вероятно, – но если шаньюй во главе десятков тысяч всадников не сможет справиться с горсткой пехоты, то непоправимо потеряет лицо. Верх одержали те, кто советовал продолжать: решено было преследовать силы Ли Лина еще сорок или пятьдесят ли, пока они двигаются вдоль горной цепи, и атаковать, когда выйдут на равнину. Если же и тогда победить не удастся, то придется послать на север за подкреплением.

Услышав это, Хань Яньнянь и другие командиры впервые подумали, что, быть может, у них все же есть шанс спастись.

Утром нападения хунну возобновились с удвоенной силой – очевидно, как и говорил пленный, они хотели под конец измотать противника. Атаки повторялись больше десятка раз в день. Войско Ли Лина, отчаянно отбиваясь, продолжало двигаться на юг.

Через три дня они вышли на равнину, и хунну, пользуясь тем, что здесь конница могла проявить себя в полной мере, нанесли решительный удар – но вновь принуждены были отступить, потеряв две тысячи воинов. Если опираться на то, что рассказал пленник, теперь они должны были отойти. Конечно, кто знает, можно ли доверять словам единственного человека, но все-таки ханьские командиры чувствовали некоторое облегчение.

Той самой ночью один из разведчиков по имени Гуань Гань бежал из лагеря и переметнулся к хунну. Родом из Чанъаня, он с юности отличался дурным поведением; не далее как прошлой ночью Хань Яньнянь отругал его и велел высечь плетьми перед строем за нерадивость. Оттого, верно, он и решил бежать. Впрочем, говорили также, будто одна из женщин, которых приказал убить Ли Лин, была его женой. Так или иначе, Гуань Гань знал, о чем пленный варвар рассказал ханьскому командованию, и потому, представ перед шаньюем, заверил того, что отступать нет необходимости, ведь никакие силы Хань в засаде не ждут. Напротив, у Ли Лина нет надежды на подкрепление, стрел уже почти не осталось, а раненых все больше, поэтому переход дается крайне тяжело. Ядро ханьского войска составляют примерно восемьсот человек под предводительством Ли Лина и Хань Яньняня, с желтыми и белыми знаменами. Если сосредоточить на них лучшие силы хунну, то одолеть остальных будет легко.

Услышав это, шаньюй чрезвычайно обрадовался и, отблагодарив Гуань Ганя, отменил приказ об отходе на север.

На следующий день хунну действительно бросили самую отборную конницу на желтые и белые знамена, требуя при этом немедленной сдачи Ли Лина и Хань Яньняня. Варвары постепенно оттеснили отряды ханьцев с равнины на запад, в горы, и загнали в долину, далеко отстоявшую от их маршрута. Сверху, со склонов, на них сыпался град вражеских стрел. Ответить войско Ли Лина не могло –