– Да с чего вы решили? – снова засмеялась соседка. – И снова глупость повторили, в которой уже успели раскаяться. Какая же учительница хочет, чтобы все видели, что она учительница? Я что, правда похожа на училку?

– Ничуть! – искренне признался профессор.

– Ну, слава богу, хоть так.

Заметив, что старик разминает в пальцах очередную сигарету, женщина поднесла ему зажигалку, и он с благодарностью прикурил.

– А теперь давайте-ка снимем ваши очки, – ласково и в то же время властно сказала соседка и тут же выполнила собственное приказание. Григорий Михайлович зажмурился, как младенец.

– Простите старика.

– Я так и знала. Господи, да какой же вы старик? А если и старик, то самый молодой старик на свете! Дайте я вас поцелую. —

Профессор уже заметил привычку женщины тут же приводить в исполнение озвученные ею глагольные конструкции.

– «Бабка Джета»! Прелесть! А что такое сикофанты? Сикофанты, сикофанты…

– Не что такое, а кто такие, – сказал ГМ. – Профессиональные доносчики в Древних Афинах, по-нашему стукачи.

– Вы невероятный! Я бы запуталась в такой мнемонике. И две марки рядом: «Сапоп» – «Kent». Это же неэкономно.

– Кент, на молодежном жаргоне, парень что надо, – на этот раз действительно смутившись, сказал профессор. —

К тому же еще граф Кент из «Короля Лира». Все, как видите, просто.

– Блеск! – коротко резюмировала незнакомка и снова рассмеялась. – Скажите, а зачем вы называете себя стариком? Это кокетство?»

– Не думаю. Наверное, от врожденной безответственности. К старикам обычно относятся снисходительнее.

– Вам это разве нужно?

– А вам разве нет?

– Ну, я женщина.

– Мы с вами и есть два самых безответственных на свете существа – женщина и старик.

– Интересная мысль, – сказала незнакомка, и старик снова подумал, что перед ним наверняка учительница. – Но это же получается, что мы вроде как избранные?

– Ну, вообще чувство избранности – простительный недостаток. Психология карася-идеалиста, если помните у Щедрина. Карась может питаться ракушками, но щуки не могут питаться карасями, потому что те существа мыслящие. Большой природе при этом никакого дела до нашей психологии, заметьте, нет. Рыба сама себя отравляет в токсичной воде, а значит, хищники и рыболовы очень полезны. Вот и объяснение смерти, в котором при всем желании невозможно усмотреть никакого трагизма».

– Знайте, я ни на секунду не поверила, что вы действительно так думаете.

«Не учительница», – снова передумал профессор.

В это время у соседки подал сигнал мобильник. Сам ГМ «трубкой» не обзавелся, настаивая на своей старомодности. Сейчас он невольно скосил глаза на экранчик. «Таня, я в Комарове. Жду. Люблю. Целую. Алексей». На «Алексее» он невольно вздернулся, но мистические совпадения были противопоказаны его душевному устройству.

– Вас вызывают? – спросил он.

– Да. Но не срочно.

– Возлюбленный?

– Вот этот высокий слог, да, все-таки выдает возраст, – сказала Таня. – Что-то вроде того.

– И он, конечно, замечательный?»

– Конечно замечательный. Только слишком немного грустный, как выражался только что ваш старик. У него птицы никогда не здесь, не рядом, никогда не поют, а только улетают. Что это я с вами разговорилась? Вы такой настойчивый. Он действительно чудный человек и очень добрый. Скажите, – неожиданно спросила Таня, – а вы верите в зло? Ну, не в злых людей, в них как же не верить, когда они на каждом шагу, а в зло как таковое?»

«Ничего себе финты, – подумал ГМ. – Барышня – философ?» Не того он ожидал.

– Я не уверен, что знаком с ним. Еще в детстве прочитал у Достоевского что-то вроде того, что зло – простодушно. Но так за всю жизнь и не успел эту мысль додумать. Помните, что Воланд говорит Левию Матвею? Ты, говорит, произносишь свои слова так, как будто не признаешь теней, а также и зла. Ты глуп. Так вот, мне кажется, что и я в этом смысле глуповат.

– Разве можно верить и ничего при этом не знать о Зле?»

– Наверное, нет.

– И вам никогда не хотелось переустроить мир правильно?

Это походило на допрос гимназистки, и ГМ вдруг разом почувствовал, что устал. Вопросы, вообще говоря, были не пустяковые, но к чему это здесь, на скамейке, в разгар летнего дня?

– Идея Рима об устройстве идеального государства никогда не казалась мне устойчиво соблазнительной, – ответил он с невольным менторским равнодушием.

– И вы не пошли бы в случае чего на баррикады? Да у нас ведь уже были баррикады.

– Всякий порядочный человек «в случае чего» пойдет на баррикаду. Это другое.

К их скамейке стремительно, при этом чуть разбалансированно и отвлекаясь на замысловатые фигуры, как человек, только что покинувший лодку, приближался мужчина. На нем поверх футболки был надет вельветовый пиджак на вырост. Волосы цвета выцветшей соломы взлохмачены, круглые очки, которые принято называть чеховскими (почему не Заболоцкого?), едва держались на носу. Он был похож на постаревшего, но еще помнящего юношеский драйв рокера. Уже издалека «рокер» принялся приветственно махать им руками.

– Григорий Михайлович, – кричал он, – вас ли я вижу? Вы стали моложе меня!

На эту незамысловатую лесть незнакомка едва заметно усмехнулась, а ГМ узнал своего бывшего студента Костю Трушкина.

– Танечка! – Костя, ловко нагнувшись, поцеловал у женщины руку и после секундного раздумья поцеловал еще и в щеку. – Ты сегодня неправдоподобно точна! Вы вместе? Это сюрприз…

– Вот ты нас сейчас и познакомишь, – улыбнулась Таня.

– Ах, вот как? Ну, в таком случае я польщен, то есть рад, что мне выпала такая приятная миссия. Григорий Михайлович, мой горячо любимый и гениальный учитель.

Таня! Увы, Григорий Михайлович, Таня – просто хорошая знакомая моих хороших знакомых. Женщина-зависть. Когда говорит по-английски, англичане за ней не поспевают. Когда по-французски, французы тут же влюбляются. Когда по-немецки…

– Костя, ну притормози! – засмеялась Таня. – Как тебя все-таки разболтало на радио. А что, Григорий Михайлович, он был хорошим студентом?

– Все-таки все вы, переводчики, связаны с «органами». Что за следовательские вопросы?

– Здравствуйте, Костя! – наконец решил подать голос ГМ, отметив в очередной раз, что темп этой светской беседы не для него. Тут же он повернулся к Тане: – Костя был одним из самых толковых учеников, можете мне поверить. У него только один недостаток, сколько помню, – стремление обгонять время. Кстати, Костя, а когда Таня говорит по-немецки, то немцы что?..

– Импровизация сорвана, профессор. В таких условиях невозможно работать. Не помню.