Я молча кивнул. Она быстро оглянулась и пояснила вполголоса:

– С офицером одним познакомишься…

От уголков ее глаз разбежались тоненькие насмешливые морщинки, и я почувствовал какой-то подвох.

– Каким-таким офицером? – уточнил наугад.

– Статным, симпатичным, – пояснила она, давя улыбку, – настоящий морской дьявол. Руководитель нашей поисковой экспедиции.

Я прикрыл глаза, прикидывая получающийся расклад.

– Ага… ага… – забормотал, – ага. Понятно. Мэри, да?

– Соображаешь, – с каким-то непонятным сожалением сказала Чернобурка.

– А получится? – с сомнением спросил я. – Хотя, конечно, не мое дело…

Она взмахнула рукой:

– Верно, не твое, не забывай об этом. Главное – сам не подведи. – И добавила задушевно: – Прибью ведь паршивца…

Тот же день, ранний вечер

Ленинград, Загородный проспект

Перед Техноложкой было необычайно людно – вовсю шла бойкая уличная торговля. Закручивались тугими кольцами очереди около горьковатой абхазской мимозы; влет, только успевай подносить, расходились армянские гвоздики, и лишь у латышей с тюльпанами иногда случался короткий передых – дороговато, аж по два рубля за цветок.

Мне пришлось потолкаться, выискивая в этой суете Гагарина.

– Вот. – Мы отошли в сторонку, и он протянул мне сверток. – Как заказывал. Все за семьдесят пять.

– Четвертый флакончик доложил? – уточнил я и полез за деньгами.

– Да, да, как договорились, – сказал он и продолжил: – С квартирами туго. То клопами воняет, то плесенью из подвала. Я вышел на маклера, что занимается сдачей дорогих квартир, но там и цены другие… – Ваня посмотрел на меня вопросительно.

– Давай, чего уж там… – обреченно махнул я рукой.

– Есть очень хорошая двушка за сотню, в доме работников театра. Это на Бородинской улице. Можно прямо сейчас позвонить маклеру и договориться о встрече, он ждет.

– Так, – сказал я и призадумался.

Сформированный вчера запрос на «губастого» ушел в сопряженную ноосферу, и, по опыту, отклик будет не раньше чем через пять – семь дней.

Так у меня паранойя? Нет?

– На тебя больше никто не выходил с вопросами обо мне? – пристально посмотрел я Ване в глаза.

– Нет. – Ответ вылетел из него легко, без заминки. Потом он уточнил озабоченно: – А что, могут еще?

«Не похоже, что врет», – решил я.

– Не знаю, – покачал я головой, а потом признался: – Что-то мне чем дальше, тем больше от того эпизода неуютно. Если что, сразу говори. – Я еще чуть помялся, а потом все же решился: – Хорошо, звони маклеру.

Тот же день, вечер

Ленинград, Измайловский проспект

В квартиру я не возвращался – прокрадывался, аки тать в ночи. Тихо отщелкнул замок, осторожно переступил через порог… Не включая света, так же тихо притворил входную дверь и замер.

Сквозь широкую щель под дверью из гостиной в прихожку пробивался теплый свет. На всякий случай я заглянул в свою комнату. Никого. Мне немного полегчало. Не то чтобы я действительно боялся, что Мелкая будет отсиживаться в темноте и одиночестве, но кто знает, как у нее сложится с родителями в мое отсутствие?

Припрятал духи в ящик стола и вернулся в коридор. Приложил ухо к узкой щелке у дверного косяка и постоял прислушиваясь. В комнате под мерное бормотание телевизора мама вела неторопливый допрос Мелкой, ловко маскируя его под непринужденную светскую беседу. Я поежился, мысленно пробежавшись по накопившимся за мной грехам и грешкам. Сколько их, интересно, уже успело всплыть в ходе этого потрошения?

– Ну понятно… – протянула мама и неожиданно поменяла тему: – Кстати, а ты-то Андрюшу поздравила на двадцать третье? Не забыла?

– Да, открытку надписала, – чистосердечно призналась не заподозрившая никакого подвоха Мелкая.

– А мальчиков в своем классе?

– А у нас девочек больше, так что – обошлось, – прозвучало радостно в ответ.

Следом наступила ошеломленная тишина: Мелкая, судя по всему, лихорадочно соображала, как выбраться из простенькой ловушки-двухходовки, в которую она только что позволила себя загнать.

– Ты что-то зефир совсем не ешь, – произнесла мама с легкой укоризной, за которой моему опытному уху была слышна довольная улыбка. – Вот попробуй.

Я толкнул дверь, заходя.

– Опа, – сказал удивленно, – а где папа?

– Да все на кафедре коллег поздравляет… – По маминому лицу проскользнула тень недовольства.

Я бросил взгляд на часы: начало девятого. Похоже, пора стелить бате соломку…

– Ну тогда и мне не грех тебя сейчас поздравить, – бодро объявил я и ушел за духами. – Мама, прости дурака, – покаялся, протягивая коробочку густого синего цвета, – не сообразил с первых заработанных денег подарок тебе купить. Вот… С праздником тебя!

– «Пани Валевска»! – восторженно взвизгнула мама. – Сынуля!

Я был притянут и оцелован.

– Ага, – согласился покорно, – Валевска, она самая. Любовница Наполеона.

– Да? – Мама взглянула на коробочку иным, каким-то настороженным взглядом, а потом прищурилась на часы в серванте.

Я мысленно отвесил себе оплеуху.

– Попробуешь?

– Обязательно. – Мама решительно повернула пробку.

Мелкая тут же присунулась понюхать.

– Но-но, – остановил я ее, – никогда не пробуй духи из флакона. И с кожи сразу тоже не стоит. Все составы рассчитаны на постепенное раскрытие аромата в шлейфе. Надо нанести на определенные точки и подождать, пока распустится. Вот видишь, – я указал на маму, – запястья, за ушками, ямочка между ключицами… Ну и еще одна точка есть…

Мама посмотрела на меня с интересом, но промолчала.

– Какая? – спросила Мелкая с детской непосредственностью.

– Как-нибудь потом, – промычал я, неожиданно краснея.

На лице у мамы заиграла ехидная улыбка.

– Вот! – поднял я наставительно палец. – Вот теперь запах начал раскрываться, чуешь?

Мелкая прикрыла глаза и, аж привстав на цыпочки, потянулась за струйкой аромата.

Я тоже принюхался, определяя:

– А и правда интересно: сладкая цветочная пыль.

– Сказка… – мечтательно прошептала Мелкая, – просто сказка…

Она так и застыла, вытянувшись в струнку, и на сомкнутых ресницах ее что-то искрило.

– Давай я тебя тоже… – начала было мама заботливо, но тут я энергично замотал головой.

– Ага, – сообразила мама через пару секунд, – понятно. Ну неси уж.