Когда он ее отпустил, ноги Сабрины подкашивались, и она судорожно глотала воздух. Чтобы не упасть, ей пришлось вцепиться пальцами в юбку Иена. Но при этом девушка опустила голову, чтобы муж не увидел, насколько она была потрясена.

И тут он приготовил ей новый удар. В зале раздался нестройный шум множества голосов, когда Йен поднял руку, помахал ею и посмотрел на Сабрину. Но та уже настолько оправилась, что сумела взглянуть на него с безразличием.

Низко наклонив голову, муж обвел взглядом ее шерстяное коричневое платье.

— Хорошо, что ты надела дорожный костюм: не придется ждать, пока переоденешься.

От неожиданности Сабрина моргнула.

— Что?.. — едва слышно спросила она. — Ты собираешься уезжать?!

По улыбке Иена можно было судить, насколько он доволен.

— Нет, женушка, собираемся уезжать мы оба. Пора возвращаться в замок Мак-Грегоров.

Девушку охватила паника: она была не готова войти в его мир в качестве супруги и стала лихорадочно подыскивать предлог, чтобы задержаться.

— А как же праздник? И мои вещи еще не собраны.

— Собраны, — сообщил ей муж и, как заметила девушка, сделал это с превеликим удовольствием. — Эдна за всем проследила. А на веселье времени нет.

— Но день кончается. Скоро начнет темнеть…

— Не важно. За оставшиеся часы мы успеем хоть немного приблизиться к нагорью — к нашему дому.

Но Сабрину обмануть было нельзя. Девушка понимала, почему Иену так не терпится отправиться домой: не хочет, чтобы у жены появилась новая возможность сбежать.

И еще наверняка знает, как неприятно ей уезжать так быстро из родного гнезда, и от этого невероятно веселится.

— Мы едем, как только будут готовы лошади! — крикнул он Дункану и Аласдэру, и у Сабрины кровь закипела в жилах огнем. Отец хлопнул в ладоши и приказал предупредить конюха.

Меньше чем через четверть часа они уже стояли у входа в парадный зал. Аласдэр был в седле и поджидал остальных у ворот. Хотя обычно Сабрина не привыкла себя жалеть, теперь глаза ее застилали слезы. Она покидала единственный дом, который знала, ехала с человеком, не имея никакого представления о нем, и направлялась туда, где ни разу не была.

Слуги неровной прерывистой линией выстроились перед широкой каменной лестницей. Сабрина по очереди называла каждого по имени, благодарила и желала счастья.

Последней стояла Эдна. Маленькая служанка шмыгала носом, ее веки покраснели. Госпожа собрала остаток воли, и ей удалось улыбнуться.

— Не плачь, Эдна, — Сабрина положила ей руку на плечо, — а то я сама разревусь. — Ее глаза уже были готовы наполниться слезами.

Но служанка не удержалась и заревела: — Миледи, я буду так сильно скучать!

— И я. — Сабрина горячо ее обняла, наклонилась и прошептала на ухо: — Молись за меня иногда.

— Буду молиться каждый день, — пообещала Эдна. Они в последний раз обнялись, и рыдающая служанка скрылась за дверью парадного зала.

Теперь оставалось проститься с отцом. Пока Сабрина разговаривала со слугами, он нетерпеливо прохаживался взад и вперед, но сейчас встал как вкопанный и выпрямился во весь свой огромный рост. На лице не отражалось ни единого чувства: ни радости, ни печали.

Сабрина взглянула на него снизу вверх и ощутила неловкость: она не знала, что сказать и как поступить. Несмотря ни на что, Дункан оставался ее отцом, и девушка его по-прежнему любила. Она всматривалась в его глаза, надеясь заметить хоть немного ответного чувства.

Дункан покосился через плечо туда, где у коня дожидался Иен.

— Я слышал, — начал он, — что твой муж — человек суровый и строгий, поэтому я буду молиться, чтобы ты стала хорошей женой, не такой, какой оказалась дочерью.

Сабрина отшатнулась. Слова отца острым лезвием резанули по сердцу, и что-то словно рухнуло у нее внутри. Как она могла забыть? С горечью девушка признала, что у Дункана не осталось для нее ни капли любви.

И неудивительно: она была Сабриной, а не его любимицей Маргарет.

Девушка мужественно проглотила слезы и вооружилась достоинством и гордостью — единственным, что у нее оставалось. То, что никому никогда у нее не отнять.

— Да хранит тебя Бог, папа, — отчетливо проговорила она, поцеловала отца в щеку и направилась к лошади.

Следующее, что отложилось в памяти Сабрины, были руки Иена, который подсаживал ее в седло. Она не могла на него смотреть, просто не могла. Неужели и он слышал бессердечные слова отца? Девушка чувствовала себя незащищенной, как будто голой. Только не это, молилась она: — Боже, только не это. Потому что, если он слышал, ее позору не будет границ.

Несколькими секундами позже трое всадников миновали ворота. Сабрина оглянулась на Данлеви: солнечный луч освещал ближайшую башню. А за высокими каменными стенами расстилались бесконечные зеленые леса и изумрудные поля.

Сабрина почувствовала себя одинокой, как ветер. Маргарет умерла, вспомнила с болью девушка. Отец навсегда потерян, ведь она была дочерью человека, которого выводило из себя само ее существование. И вот теперь вышла замуж за грозного, бесчувственного чужака.

В груди нестерпимо защемило. Сабрина поняла: Данлеви больше не ее дом, а замок Мак-Грегоров никогда ее домом не станет. Будущее рисовалось пустым и бессмысленным…

Одна-единственная горячая слеза скатилась по щеке, но прожгла до самого сердца. Девушка смахнула ее тыльной стороной ладони.

Только слезы и приходилось скрывать. Сама боль была надежно укрыта в глубине ее души.

«Я буду молиться, чтобы ты стала хорошей женой, не такой, какой оказалась дочерью».

«Боже праведный! — Иена так и подмывало вернуться и задушить Дункана Кинкейда голыми руками. — Выродок! — мучился он запоздалым гневом. — В аду ему жариться за такое обращение с дочерью. Сабрина, его кровинка — и никакого чувства». Сам Иен не мог ни понять, ни оправдать человека, который забывает о родных.

Тогда, в замке, Иен заметил выражение ее лица: потрясение, отчаяние и влажный блеск потемневших от горя изумрудных глаз. Она напоминала раненую лань.

Хорошо, что он избавил жену от бессердечного негодяя отца. Но взглянув на Сабрину, никто бы не сказал, что она склонна разделять его чувства.

В манерах ни намека на горе. Профиль царственно-гордый, посадка подчеркнуто прямая, но Иена гораздо больше интересовало то, что скрывалось за обманчивой наружностью.

В дороге почти не разговаривали. Отряд из трех всадников направлялся на север. Иен стремился одолеть как можно большее расстояние и задавал ровный, но неутомительный аллюр. Сразу после заката они остановились у искрящегося маленького ручейка, чтобы напоить лошадей. Тогда-то Иен и заметил, как устало ссутулила плечи Сабрина, когда похлопывала по длинной шее жадно тянущуюся к ручью кобылу.