— Она дочь Мисборна, — снова и снова повторял он.

Женщина, в чьих жилах течет кровь человека, которого он презирает. Женщина, чьи темные глаза так похожи на глаза ее отца. Лучшая из всех женщин в мире, которых он мог бы желать. Он хотел ее. Хотел с самого начала. Возможно, это лишь физическое влечение, и Каллертон прав, ему нужно спать с женщинами всякий раз, когда он делал вид, что занят этим. Возможно, тогда он избавился бы от желания, пожиравшего его изнутри. Но мысли о других оставляли его равнодушным и холодным. Страсть была обращена только к Мэриэнн Уинслоу, к ней одной.

«Дочь Мисборна», — снова подумал он.

Если бы не ее глаза, он никогда бы в это не поверил. С первого взгляда они были совсем как у ее отца. Но если вглядеться в них глубже, в них не найти ничего от Мисборна. Мэриэнн совсем другая. В отличие от этого дьявола. И тем не менее она дочь Мисборна, и ничто в мире не может изменить это.

В дверь постучали, и в комнату вошел Каллертон, привнесший влажный запах ночи. Его взгляд упал на бутылку бренди на столе и наполненный наполовину стакан.

— Мисборн? — спросил он.

Рейф не ответил. Подошел к столу и, плеснув бренди в чистый стакан, передал его Каллертону. Несколько минут мужчины сидели молча, потом Каллертон сказал:

— Это Мэриэнн Уинслоу, я прав?

— Мне надо ее видеть.

— Зачем, черт возьми?

Рейф покачал головой, не зная ответа и лишь понимая, что это неотступное желание не дает ему покоя. Он не стал рассказывать Каллертону о том, что произошло на заброшенном складе и потом в переулке.

— Рейф, она его дочь. И если вы преследуете Мисборна, нельзя развлекаться с его дочерью.

— Я не развлекаюсь с ней.

— Неужели? — Каллертон взял оба стакана и наполнил их. — Вы станете отрицать, что хотите ее?

— Я не отрицаю. Но это не значит, что я собираюсь домогаться ее.

— Господи Иисусе, в Лондоне вы можете заполучить любую женщину. Почему обязательно она?

Этот вопрос Рейф задавал себе сам.

— Она может все испортить. Стоит ей сказать отцу лишь слово, лишь указать на вас, и вы, а не он будете болтаться в петле. Держитесь от нее подальше. — Каллертон одним глотком осушил бренди. — Если, конечно, вы не изменили своих планов насчет Мисборна.

— Я не могу этого сделать. Я всю свою жизнь посвятил тому, чтобы найти негодяя.

Он хотел Мэриэнн. И так же хотел увидеть Мисборна на плахе. И еще понимал, что ему не удастся получить и то и другое. Каллертон прав. Нужно держаться подальше от нее.

В тот вечер Мэриэнн сидела в углу гостиной отцовского дома с книгой, которую она так и не начала читать. В другом конце комнаты леди Мисборн раскладывала пасьянс. Карты тихими шлепками ложились на зеленое сукно стола. Кроме этого звука да мерного тиканья часов над камином, ничто не нарушало тишины в комнате.

Мэриэнн думала о разбойнике, вспоминая его поцелуй. Еще она думала о справедливом возмездии, которого он хотел добиться в отношении ее отца. Закрыв глаза, она видела отца, стоящего на коленях в пыли посреди пустоши, его кровоточащую губу и разбитую щеку. Ее отец. Она закусила губу. Щеки горели от смущения, стыда и чувства вины за то, что ее тянуло к человеку, который способен сделать это. Теперь, когда она успокоилась, а его янтарные глаза не смотрели на нее и запах сандалового дерева не кружил голову, Мэриэнн испытывала легкую досаду за свое поведение. Да, она видела, как он обошелся с бандитами в притоне и на кладбище. Да, он не причинил ей вреда. Но он уже причинил боль ее отцу и угрожал, что не остановится. И ее доводы не смогли убедить его отказаться от своих намерений.

Именно он похитил ее перед этим. И его ненависть к Мисборну не притворна. Возможно, документ лишь повод преследовать и мучить отца. Да существует ли он на самом деле?

Может быть, отец прав, и Найт действительно сумасшедший. Ясно одно: для отца он очень опасен. Теперь, хотя и с опозданием, она понимала, что в библиотеке поступила неправильно. Это он заставил ее забыть об опасениях, поступить безрассудно. Причина тому — безумное влечение к нему. Такой человек определенно опасен для нее. Она предала собственного отца. Но, выдай она разбойника, тоже бы стала предательницей. А ведь он спас ее.

Что бы она себе ни вообразила, правда в том, что он разбойник, чужак, человек, который угрожал ее отцу. По сути, если бы она хоть немного дорожила своим отцом, выбора бы не осталось. И если бы сказала отцу правду… Вдруг разбойника не повесили бы. Особенно если бы она выступила в суде и рассказала о том, как он спас ее. Мэриэнн закрыла глаза. Она не должна думать о том, как с ним поступят. Вообще не должна думать о нем. Только об отце. Мэриэнн почувствовала дурноту, но теперь она знала, что должна сделать. Закрыв книгу, она положила ее на маленький столик и встала.

Оторвавшись от пасьянса, мать взглянула на нее.

— Папа еще в кабинете? — спросила Мэриэнн, стараясь говорить спокойно.

— Да, кажется, твой брат тоже там, дорогая.

— Прошу прощения, мама.

Леди Мисборн кивнула и вернулась к картам.

Мэриэнн медленно шла в сторону отцовского кабинета. Она приняла решение. Именно так следовало поступить послушной дочери. Но на сердце было тяжело, в горле застрял ком. Ее туфли бесшумно ступали по мраморным плитам. У двери кабинета она остановилась и, глубоко вздохнув, постаралась собраться с духом. Дверь была немного приоткрыта. Мать оказалась права насчет Фрэнсиса. Мэриэнн услышала их с отцом негромкие голоса, доносившиеся из кабинета. Она прислонилась к косяку и услышала, как Фрэнсис произнес:

— Я говорил тебе, что рана ненадолго остановит его в поисках документа. Он сказал, что доберется до тебя, и мне представляется, этот разбойник верен своему слову.

Мэриэнн застыла на месте, изо всех сил напрягая слух.

— Если я не доберусь до него первым, — зло ответил отец.

— Этот документ действительно стоит твоей жизни? — спросил Фрэнсис.

— Да. — Отец немного успокоился. Злость в голосе сменилась печалью. — Я отдал бы жизнь, чтобы он никогда не существовал.

От потрясения Мэриэнн остолбенела. Казалось, даже кровь остановилась, превратившись в лед. Она уставилась на панели красного дерева, украшавшие дверь, стоя неподвижно, не в силах поверить в то, что услышала. По коже побежали мурашки, под ложечкой засосало. «Предательство», — тихо шептала она про себя.

— Что в нем? — негромко спросил Фрэнсис. — Почему ты не хочешь мне сказать? Не доверяешь?

— Дело не в доверии. — После небольшой паузы отец заговорил снова, его голос настолько изменился, что Мэриэнн с трудом узнала его. — Никогда больше не спрашивай меня об этом. Я не желаю. В этом доме мое слово — закон. Ты меня понял, Фрэнсис?